Jan Brzechwa - Академия пана Кляксы (пер. М.Ландман)

Комната была завалена рухлядью. Здесь были кресла без ножек, диваны без пружин, разбитые зеркала, испорченные часы, поцарапанные столы, перекосившиеся шкафы, дырявые стулья и другие пришедшие в негодность предметы.

Пан Клякса велел нам стать в сторонку, а сам взялся за работу.

Вещи подняли невообразимый треск, скрип, скрежет. Табуретки и стулья от радости затопали ножками, а пружина в часах даже ойкнула.

Затаив дыхание, мы следили за работой пана Кляксы. Сначала он подошел к столику в углу комнаты, обстукал его со всех сторон, взял за ножку, пощупал пульс и ласково сказал:

– Ну, малыш, сегодня тебе полегче, правда? Температура резко упала, доски срослись. Дня через два ты будешь совсем здоров!

Столик что-то простонал в ответ. Тогда пан Клякса натер ему столешницу мазью и посыпал щели зеленым порошком.

Потом пан Клякса подошел к шкафу, жалобно скрипевшему дверцами.

– Ну как? – поинтересовался пан Клякса. – Прошел кашель? Нет? Ну ничего, не горюй, скоро поправишься!

Он прислонил ухо к стенке шкафа, послушал, потом пипеткой накапал в щели касторки.

Шкаф облегченно вздохнул и благодарно приник к пану Кляксе.

– Завтра я тебя еще раз проведаю, – успокоил его пан Клякса. – Будь молодцом!

На стене висело треснутое зеркало. Пан Клякса взглянул в него, поправил на носу веснушки, потом достал из кармана черный пластырь и заклеил трещину.

– Вот, мальчики, учитесь чинить разбитые стекла! – сказал он весело.

Он потер фланелевой тряпочкой зеркало и снял пластырь. Трещины как не бывало.

– Все в порядке! Анастази и Артур, отнесите его потом в столовую.

С часами было больше возни. Пришлось промыть и протереть все винтики, сжать растянувшуюся пружину, прижечь маятник йодом.

– Бедняжки! – пожалел их пан Клякса. – Натерпелись! Ну ничего, скоро начнете ходить.

Он поцеловал часы в циферблат и дружески похлопал по футляру. Часы сразу зазвонили, стрелки закрутились, маятник закачался, и на всю лечебницу раздалось звонкое: тик-так, тик-так, тик-так!

Нам было очень приятно, что больные вещи так любят пана Кляксу.

Перед самым уходом из лечебницы пан Клякса вдруг обнаружил пропажу своей любимой золотой зубочистки.

– Никто отсюда не выйдет, пока она не найдется, – заявил он.

Начались поиски. Мы облазили на четвереньках весь пол, заглянули во все углы. Матеуш совал клюв во все дырки. А пан Клякса, расстроенный, сидел в воздухе, закинув ногу на ногу, и принимал таблетки для ращения волос, потому что от горя у него выпали два волоска.

Тогда больные вещи сами принялись за поиски. Стулья и табуретки, хромая и подпрыгивая, носились по комнате. Замочные скважины всюду заглядывали. Ящики комодов и столов, кряхтя и охая, высовывались и вытряхивали свое содержимое прямо на пол. Зеркала все отражали. Даже печка не пожелала оставаться в стороне и без умолку причитала:

– Холодно… холодно… тепло. Холодно… тепло… тепло!

Часы шли медленно, но, как только они приблизились к окну, печь завопила:

– Тепло!… Очень тепло!

Часы окинули взглядом подоконник и стали ощупывать гардины.

– Горячо! Горячо! – закричала печь.

Зубочистка нашлась. Она воткнулась в гардину, почти у самого пола.

Так больные вещи нашли пропажу.

Мы провозились в лечебнице почти до полудня. Обычно в это время пан Клякса улетал на охоту за бабочками, а мы шли к пруду или на площадку, где у нас один урок всегда проходил на свежем воздухе.

Так было и на этот раз. Пан Клякса выпорхнул через окно в сад и полетел на охоту, а мы с Матеушем отправились во двор на урок географии. Первый раз в жизни я видел такой урок географии, хотя до этого учился в двух школах.

Матеуш выкатил на поле большой глобус и разделил нас на две команды, как при игре в футбол. Матеуш был судьей. Он без устали носился за мячом и свистел, если кто-нибудь допускал промах. Игра заключалась в том, чтобы одновременно с ударом по глобусу назвать местность, куда угодил носок башмака.

Матеуш засвистел, и игра началась. Мы носились по полю как угорелые и изо всех сил били по мячу.

При каждом ударе раздавался голос кого-нибудь из игроков:

– Краков!

– Австралия!

– Лондон!

– Татры!

– Кунцево!

– Висла!

– Берлин!

– Греция!

Всякий раз Матеуш свистел. То оказывалось, что Антоний спутал Кельцы с Китаем, то – что Альберт принял Африку за Балтийское море, то еще что-нибудь.