Баян Ширянов - Низший пилотаж

Зайдя в помещение со стопами терок, Семарь-Здрахарь прикинул фронт работ. Рыться здесь можно было несколько часов. Он уже решил, что конкретно он будет брать: только терки, написанные чернилами, они легче поддаются мытью, и те, что с самыми экзотическими верхними колотухами.

Семарь-Здрахарь присел на одну из кип. Действие утренней ширки почти кончилось, подступала легкая абстяга. Решив, что втюхавшись, на заморочке, он сделает все быстрее, Семарь-Здрахарь достал винт.

Выбралось три квадрата. Семарь-Здрахарь задумался.

Трешка. А его дозняк полтора куба. Значит, последовал логический вывод, он сделал себе полторашку и разбодяжил ее вдвое. Пора ширяться.

Перетянув руку, Семарь-Здрахарь нащупал канат, взял контроль, и с ветерком прошмыгал все три куба.

На последних децилах он понял, что чего-то не так. Его странно повело, но наркоман добил оставшееся в машине и выдернул агрегат из руки.

Сначала бешено заколотилось сердце. Его удары эхом отражались в ушах и Семарь-Здрахарь начал задыхаться.

С усилием заставляя себя делать вдохи и выдохи, он увидел, что все вокруг странно изменилось. Все поле зрения заполнили мелкие треугольники. Они радужно переливались, почти полностью заслоняя все окружающее.

Чувства резко обострились. Семарь-Здрахарь услышал чьи-то шаги, обстремался, что его заметут с баяном, полным контроля, до сих пор зажатым в его пальцах, но потом понял, что шаги раздаются с улицы.

Послышалось неразборчивое бормотание. Семарь-Здрахарь не мог определить, что это, глюк, или действительно кто-то поблизости разговаривает.

Замерев, он настороженно вслушивался. Треугольнички поблекли, но пока оставались, искажая очертания и краски окружающих стен.

«Передоз.» – Понял Семарь-Здрахарь. – «Как бы не кинуться невзначай…»

Звук приковал его внимание. Он был беспомощен, не мог пошевелиться, и это было чертовски страшно. Пластик баяна нагрелся от тепла его руки, но выпустить его не было возможности. Все было напряжено и возбуждено. Звук повторился. Это кто-то приближался по коридору.

Семарь-Здрахарь застыл. Страх, что его засекут в таком положении, парализовал все мышцы.

Шаги приблизились. Что-то загремело, очевидно, идущий в потемках обо что-то споткнулся. Послышался неразборчивый возглас, и шаги стали удаляться.

«Пронесло.» – Вытер пот со лба Семарь-Здрахарь и обнаружил, что может двигаться. Но когда он попытался разжать, наконец, пальцы и, хотя бы, выронить шприц, он понял, что тело его опять не слушается.

Продолжая насильственно дышать, он прислушался к внезапной тишине. Сердца слышно не было. Он потрогал себе пульс. Не слышно. Артерия на горле тоже не пульсировала как обычно. Он приложил руку к груди.

Ни звука.

«Остановилось… – Это слово, словно само по себе прозвучало в голове Семаря-Здрахаря. За ним появилось второе:

– Глупо…»

Тело моментально покрылось холодным водянистым потом.

«Я не хочу умирать!!! – Мысленно возопил Семарь-Здрахарь. – Сердце, бейся! Стучи, родное! Давай, давай, давай!!!»

В полнейшей панике, не понимая, что делает, Семарь-Здрахарь стал с силой давить себе на грудь. Ему казалось, что так он сможет сделать сам себе искусственное дыхание и заставить сердце заработать снова.

И оно пошло. Сначала Семарь-Здрахарь почувствовал, что сердце сначала колыхнулось, потом ударило активнее, и забилось, давая возможность своему хозяину прослушивать пульс и жить дальше.

Эйфория подступила к горлу Семаря-Здрахаря. Слезы покатились по его щекам, наркоман был искренне счастлив. Осознав, какое это счастье, одна лишь возможность жить.

Семарь-Здрахарь сидел на куче пользованных терок, плакал и улыбался, как идиот, все еще сжимая в ладони скользкий от пота баян.

Можно было бы прервать рассказ на этом эпизоде, но тогда бы создалось неверное представление о личности Семаря-Здрахаря. Можно было бы подумать, что чудом оставшись в живых, но как-то оценит этот факт. Но нет… На самом деде все было по-другому.

Вскоре приступ счастья начал затихать. Семарь-Здрахарь вытер слезы и сопли. Вытер сознательно и порадовался, что он теперь и все еще может что-то делать.

Кожа на лице ощущалась им, как воздушный шарик, который сперва надули до отказа, а потом спустили. Низ живота распирало от избытка мочи, а больше никаких дискомфортов не было. Разве что повышенное чувство стремности.

Семарь-Здрахарь встал. От долгого пребывания в одной позе, ноги затекли и теперь их кололи тысячи баянов со струнами. Он покачнулся и едва не грохнулся на терочные завалы. Второй шаг пришлось делать уже держась рукой за стену.