Александр Жарков - Ключ разумения

На запястье Алекса был надет серебряный браслет с выбитым на нём ключом: вчера он был посвящён дедом в рыцари-ключеносцы.

– Когда ключ станет красным, то есть как бы наполнится кровью, а сам браслет почернеет, это будет означать, что я при смерти, или уже умер, и ты должен будешь вернуться немедленно, чтобы вступить во владение кеволимской землёю, а главное – Ключом Разумения. Дай мне честное рыцарское слово, что исполнишь это. Я захвораю на два-три дня, дольше не могу, за это время ты должен ускакать как можно далее, ведь потом я пущу за тобой розыск и погоню.

Принц дал слово, и король лёг «хворать».

А Алекс, поцеловав в уста свою нагрудную Кэт, поскакал навстречу любви, или смерти, беспрепятственно выпущенный по как бы забытому и не поднятому на ночь мосту через ров. И только шут Квиллин махал ему вслед с высокой стены. А дед с бабкой просили за него Неведомого Единого Бога, Шкатулку с Именем которого всю молодость искал по городам и весям дед, и которому молился, вися над морем с детства наученный молитве внук. Может, благодаря этому он и скакал сейчас живой, а не кормил рыб на дне.

Поместье Смешного короля располагалось прямо посреди степи, на так называемой Солнечной равнине. У входа в ограду путника встречали три кривые, отживающие свой век ели со старой рыжей хвоей. Были и ещё кое-какие насаждения, но в основном везде царствовало солнце и выжженная им трава. Всё это находилось гораздо южнее кеволимских земель, и замок короля был более похож на большой дом под зелёной крышей, и вокруг под такими же крышами стояло несколько домиков местной знати. И пара бедных деревень прилегало к поместью. Самым высоким строением была каланча, с которой смотрели, где что горит и кто куда скачет. Не было ни высоких стен, ни грозной стражи, но почему-то враги обходили «смешные» владения стороной. Ходили слухи, что никто не может войти сюда с дурными намерениями, ибо так наколдовала когда-то покойная бабка принцессы, которую кто-то звал злой ведьмой, а кто-то доброй феей. Во всём этом была тайна, которая тоже, помимо принцессы, притягивала сюда множество молодых людей. Привлекал внимание и сам король. Последние годы, после смерти первой жены, он ходил в маске. (Теперь он был женат вторично, и даже имелась от нового брака годовалая – ах! ах! – опять дочка, а не наследник!) Но ходил он в маске. Дело в том, что лицо его было настолько смешным, что без маски он не мог отдать никакого приказа подданным, потому что при виде его лица они не могли до конца выслушать ни одного его повеления, сразу начинали смеяться, хохотать и даже ржать! Король был очень добрым, но однажды он до того рассердился на камердинера, который не мог без смеха его ни одеть, ни раздеть (король ходил тогда ещё без маски), что отдал приказ палачу отрубить ему голову. Но казнь не состоялась, потому что камердинер продолжал заливаться смехом и на плахе, а у палача от хохота топор в руках ходил ходуном и он никак не мог попасть по шее лежащего и трясущегося от смеха приговорённого. Впрочем, скорее всего это лишь легенда. И уж наверняка было выдумкой то, что когда Смешной король начинал говорить, у него изо рта сыпались конфетти, вылетали воздушные шарики и даже фейерверки. И все якобы сначала пугались, а потом начинали веселиться. Ну не бред ли?!

Приёмная зала была освещена достаточным количеством свечей, и это было хорошо, достойно; но к приезду женихов не всё успели подновить, и поэтому немного пахло краской, так что некоторые принцы морщили привередливые носы.

Объявили короля: «Эдвард Первый Свирепый», – так, оказывается, его звали. Алекс собрался изо всех сил, чтобы не рассмеяться и почувствовал, что и рядом как-то напряглись. В залу вошёл, или скорее вкатился толстячок – шарик в маленькой короне на очень круглой голове. Чёрные волосы из-под короны торчали стоймя, жёсткая бородка изрядно посеребрилась. Лицо же… невозможно сказать, было ли оно смешным, потому что его закрывала серебряная маска, притом такого свирепого вида, что как-то не вязалась с кривенькими ножками и пухленькими ручками, и это несоответствие просто не могло не вызвать улыбки. И вся зала мило заулыбалась. Король заговорил. Голос был мягок и необыкновенно добродушен, и вселял какой-то покой, так что многим почудилось, что они не на чужбине, а в родном отчем дому. Король поблагодарил всех, кто откликнулся на его призыв, он не ожидал, что будет столько достойных молодых людей, он даже в некоторой растерянности, куда их расселять – и мило хохотнул.