Эдуард Успенский - Жабжабыч метит в президенты

Балаболкин подтвердил.

— Условия конкурса надо печатать в газетах, — угрюмо сказал Василий Проценко.

— В газете, Вася. В газете, — с нажимом произнес Барсуков. — И мы эту газету создадим. Она будет называться «Вестник мэрии», например, или «Народная воля». Тираж будет один экземпляр. И будет всего два конкурсанта. Ты да вот Балаболкин. Может быть, Кувшинова третьим присоединим. Понял?

Василий все еще сомневался:

— Как-то это не по-божески. А народ? Ведь будут протесты. Демонстрации.

— Никаких протестов не будет. Это у вас там, в столицах, протесты. У нас все будет тихо и гладко. Никаких протестов, никаких демонстраций.

— А насчет Бога ты не беспокойся. Обнесешь парк забором как для чистки территории, — наседал он на Васю. — Заборчик постоит год или два. Все к нему привыкнут. Вот и строй свои особняки.

— Слишком смело, Кресттопорыч! — сказал Василий. — Но очень заманчиво. Дай подумать.

— Думай, думай, — сказал Барсуков, — пока я здесь мэрю. А то, глядишь, меня перевыберут, — он мрачно посмотрел на Балаболкина, — тогда все. Никаких особнячков.

— Газету надо скромнее назвать, — рискнул вмешаться Балаболкин. — Например, «Правда».

— Кажется, такое название уже было, — сказал Проценко. — А впрочем, пусть будет «Правда».

Папа и Жабжабыч подъехали на машине как можно ближе к церковному входу, чтобы не привлекать внимание. Это была старая, резко подновленная церковь Бориса и Глеба. Своими корнями она уходила в грубое средневековье, а верхней, сильно подновленной частью устремлялась в светлое будущее. Всюду видны были медь, пластик и дерево. Чувствовалось, что люди, давшие деньги на евроремонт, внимательно следили за тем, чтобы их большим трудом нажитые грешные деньги не были потрачены кое-как.

Жабжабыч быстро поковылял к дверям, чтобы особенно не светиться перед верующими, а папа торжественно шел близко сзади, загораживая его. Они выбрали самое малоприемное церковное время — начало дня.

В храме было солнечно и тенисто. И как-то очень объемно.

Жабжабыч и папа Устинов робко топтались внутри у дверей. Жабжабыч так всего боялся, что готов был замереть от ужаса минут на сорок.

Мрачные старухи, продававшие свечки и иконы, как-то неуютно косились на них. Но когда папа купил десяток свечей и положил крупную купюру на восстановление храма, их взгляды помягчели.

Один самый сметливый служащий спросил:

— Вы к отцу Евлампию?

— К нему.

— По поводу крещения?

— Нет. Мы по выборам, — прямолинейно ответил папа.

— Тогда не здесь. Давайте я вас к нему проведу.

Они прошли в какую-то пристройку в храме. Она была светлой, уютной и спокойной.

Их встретил доброжелательный священник в рабочей льняной рясе, как положено, бородатый и неожиданно ухоженный.

— Здравствуйте, — сказал отец Евлампий. — А я вас давно жду.

Папа и Жабжабыч удивились.

— Сегодня? — спросил папа.

— Нет, не сегодня, — сказал отец Евлампий, — а давно.

— Давно? — еще больше удивился Пал Палыч. — А почему?

— Потому, что я газеты читаю.

— Ничего не понимаю, — сказал папа, — при чем тут газеты.

— При том. Как только появились первые заметки о вашем Жабжабыче, я стал думать: «А у него душа есть?»

— Конечно, есть, — сказал папа.

— Еще как есть, — добавил Жабжабыч.

— Да? — спросил отец Евлампий. — А кто ему ее дал? Кто ее в него вселил?

— Господь Бог, — сказал папа.

— Старший научный сотрудник Круглый, — поправил его Жабжабыч.

— Вот видите, — сказал Евлампий.

— Значит, дело было так, — поправился папа. — Душу в него вселил Господь Бог руками старшего научного сотрудника Круглого.

— А вы не помните инициалы этого Круглого? — спросил отец Евлампий.

— Он был Круглый Д. У. — сказал Жабжабыч. — А что?

— А то! Что же Господь Бог не мог найти кого-нибудь поумнее для такой операции? — спросил священник.

— Может быть, он спешил, — сказал папа, — а никого другого под рукой не было.

— Целый институт у него под руками — сказал отец Евлампий. — Вон сколько они чудес натворили, а тут никого не нашлось. Значит, с душой у нас вопрос темный.

— Минуточку, — сказал папа, — а что у вас есть об этом в главном учебнике, ну, в этом… в первоисточнике.

— Там мало чего сказано, — ответил отец Евлампий. — Я нашел только в книге Екклезиаста.

Он прочитал по памяти:

— «…участь сынов человеческих и участь животных — одна, как те умирают, так и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом… Все произошло из праха, и все возвращается в прах. Кто знает — дух ли человеческий восходит вверх, или дух животных сходит вниз, в землю…» Так что с крещением мы повременим.