Жорж Санд - Грибуль

Грибуль не присутствовал при этих домашних ссорах и не понимал, отчего в таком богатом и прекрасном царстве так много недовольных и несчастных людей. Со своей стороны, он мог бы быть очень счастлив, потому что родители его, разбогатев, уже больше не мучили его, а господин Шмель, постоянно занятый своими делами, не противоречил ему ни в чем. Но у Грибуля было тяжело на сердце, хотя он и сам не знал, почему. Ему скучно было жить всегда одному, у него не было товарищей его лет, прочие же дети, по наущению родителей, завидовали его богатству; тому, что бы он хотел знать, его не учили; господин Шмель осыпал его подарками и всякими удовольствиями, не разбирая, чего они стоили, но, казалось, заботился о нем не более, как о первом попавшемся на глаза. Господин Шмель вообще никогда не оказывал ни уважения, ни презрения, и раз, когда Грибуль вздумал предостеречь его и сказал, что старший слуга его обкрадывает, то он ответил: “Хорошо, хорошо! Он делает свое дело”.

Наконец, когда Грибулю исполнилось пятнадцать лет, господин Шмель взял его под руку и сказал:

— Мой молодой друг, ты будешь моим наследником, ибо решено судьбой, что у меня не будет детей от последнего брака. Я это знал и потому не боялся обидеть тебя своей женитьбой, ты будешь очень богат, да что я говорю, ты уж и теперь богат, потому что все, что мое — твое. Но после меня тебе будет много хлопот и забот и придется много выдержать битв, чтоб удержать за собою все имущество, потому что семейство моей жены меня ненавидит. Оно не объявляет мне войны только из боязни ко мне. Все пчелиное племя в заговоре против меня и ждет только удобного случая, чтоб напасть на мои владения и захватить все, что, по их мнению, им принадлежит. Пора, наконец, посвятить тебя в мои тайны, чтобы ловкость спасла тебя от насилия. Итак, идем со мной.

С этими словами господин Шмель сел с Грибулем в карету и приказал ехать к Шмелеву перекрестку. Когда они подъехали к дубу, господин Шмель отослал экипаж, потом он взял Грибуля за руку, велел ему сесть на корни дуба и спросил:

— Ел ли ты когда-нибудь эти желуди?

— Да, — отвечал Грибуль, — они очень хороши, остальные же во всем лесу горьки и годны разве только для свиней.

— В таком случае ты дальше ушел, чем думаешь. А так как эти желуди тебе нравятся, то поешь их теперь.

Грибуль ел с удовольствием, потому что они напоминали ему его детство, но тотчас же почувствовал, что им овладевает сильный сон, и ему казалось, что он видит и слышит господина Шмеля только во сне.

Сначала ему показалось, что господин Шмель ударил по дубовой коре и дуб раскрылся, тогда Грибуль увидел внутри дерева превосходный пчелиный улей с восковыми сотами и золотым медом, каждая пчелка сидела в своей сочной, чистой ячейке. Но по всем комнаткам звучали нежные голоски:

Только громкий голос заставил их замолчать, закричав из глубины улья:

Тоща господин Шмель зажужжал, полез по дереву и начал стучать крыльями и лапами в ячейку царицы, которая загородилась чем могла, и задвинула все засовы. Господин Шмель издал звук, подобный охотничьей трубе, на его зов явились тысячи, миллионы шмелей, трутней и ос, сначала в виде тучи на небе, а вскоре огромным войском, которое бросилось на улей.

Пчелы решились выйти на защиту, и Грибуль был очевидцем ужасной битвы, в которой каждый старался проколоть врага жалом или съесть его голову. Но драка сделалась еще ужаснее, когда с дерева спустилось новое войско. Новоприбывшие, не принимая участия в споре, кажется, заботились только о том, чтобы убивать кого попало, а потом уносить трупы и есть их. Эго была целая республика толстых больших муравьев, столица которых находилась невдалеке от места битвы, в ней они прохлаждались на листьях и в то же время лизали вытекавший из улья мед, до которого муравьи такие же большие охотники, как и шмели. Всякий раз, когда раненое насекомое падало на спину и валялось в конвульсиях бешенства и предсмертных страданий, муравьев двадцать бросалось его кусать, щипать, рвать и потом, заставив его умереть медленною смертью, они сзывали своих товарищей, и те уносили мертвеца в муравейник. В этой суматохе мед, вытекавший из выломанных дверей ячеек, так облепил сражающихся и грабителей, что тут погибло большое число, одни из них задохнулись и утонули, другие же были ранены неприятелем, против которого не могли защищаться. Наконец, поле сражения осталось за трутнями, и тогда у них началась отвратительная оргия. Победители обжирались медом среди жертв, ступая по трупам матерей и детей, и все они до того гнусно напились, что многие умерли от расстройства желудка или валялись как попало, между мертвыми и умирающими.