Ирина Млодик: Книга для неидеальных родителей, или Жизнь на свободную тему

Она смогла заплакать только через несколько недель. А увидеться с ним снова – только через несколько месяцев. Открыв дверь, она совсем не узнала его. Строители вынесли все обгоревшие балки, сломали перегородки. Теперь в ее квартире не было ничего: только окна да телефон, одиноко стоящий на полу. Полы были сняты, со стен ободраны обои. Пустое, чужое, неузнаваемое пространство. Все. У нее больше нет дома. Здесь будут жить совсем другие люди. Она больше не верит домам.

Они говорили мне: «Живи!»,а на самом деле ждали отказа от моей жизни, потому что были уверены, что лучше знают, как мне жить. Я слушался, проживая их жизнь и чувствуя себя несчастным.

Они говорили: «Смотри!»,и я переставал слышать. Я послушно уходил в зрение и смотрел туда, куда они показывали. Но там было то, что интересно им, а мой интерес навсегда ускользал от меня, и я чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Слушайся!»,и я слушался их, вместо того чтобы слышать свое сердце. Оно забывало, как чувствовать, я терял его, теряя себя, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Так нельзя!»,а как можно, забывали сказать. И я отказывал себе в чем-то важном, боялся сделать шаг, увязая в нерешительности, не пробуя, не рискуя, не двигаясь, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Старайся!»,и думали, что если напрягаешься, то движешься к какой-то цели. И я старался, двигаясь непонятно куда, пропуская все самое важное и интересное ради цели, которая все дальше уходила за горизонт. Уставая, я мог остановиться лишь на минуту, но не узнавал местности и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Будь хорошим!»,и я очень старался: подстраивался, улыбался, был всегда на высоте, потому что боялся потерять их любовь. Но мне никак не удавалось стать хорошим для всех, всегда был кто-то, кто был недоволен мной, тогда я чувствовал себя плохим, это приносило мне страдание, и я чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Ты не можешь!» Яверил и отказывался даже попробовать, не смел что-то изменить, считал себя неспособным. Либо, наоборот, сопротивлялся, протестовал, иногда пытался что-то доказать, но только потому, что на самом деле верил, все равно верил им в этом и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Ты должен!», и я делал, часто ненавидя свой долг и самого себя за ненависть к этому долгу. Часто, кроме этого, совсем не успевая сделать что-то еще, вырывая из себя свое «я хочу», оставляя его в темном углу во власти времени и пыли, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Не забывай о других!»,и я чувствовал большую вину, если и вправду вдруг забывал совсем ненадолго. Но вина была такой сильной и так сгрызала меня изнутри, что я предпочитал всегда помнить, забывая про самого себя, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Не бойся!»,но всегда боялись сами, просто не признавались в этом ни мне, ни самим себе. И я боялся многого. Но мне всегда казалось, что по сравнению с ними я слаб и труслив и что нет никого, кто бы понял, как мне страшно, и разделил это со мной, и я чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Ты не умрешь!»,и врали, спасая меня от мысли, что все когда-то закончится, от ответственности перед собственной жизнью, от ощущения ценности каждой прожитой минуты и радости простого бытия. И, несмотря на их ложь, я все равно умирал, чувствуя себя совершенно несчастным.

Я уверен, что на самом деле они искренне желали мне счастья. А у меня всегда был шанс повзрослеть и перестать быть ребенком.

Мне 48 лет. Я умираю и знаю, что умираю. Так грустно… Глубокая печаль заполняет мое сердце потому, что я оставляю своих близких. Я так люблю их. Люблю нежно и остро. Особенно теперь, когда покидаю их навсегда (какое страшное слово). Я знаю: они смогут жить без меня, и это на самом деле приносит облегчение, но не отменяет грусти. Потому что я буду скучать… Если, конечно, это возможно – скучать после смерти. Точнее, я уже скучаю по тому будущему с ними, которого уже не будет. Никогда.

Умирать мне не страшно. Скорее досадно. Я досадую на свое тело, которое решило все по-своему и объявило меня умирающей женщиной. В какой-то момент я перестала с ним бороться и разрешила ему угасание. Это решение было самым трудным: разрешить ему умереть, унеся с собой всю меня. Как жаль, что я уделяла ему так мало времени, что теперь мое тело, будто враг мой, берет реванш.