Ирина Млодик - Книга для неидеальных родителей, или Жизнь на свободную тему

Ему было десять лет, когда он попал ко мне. Его рассуждения могли сойти за мысли молодого министра развивающегося государства, и жизненное расписание, кстати, тоже. Как это часто водится в таких случаях, он был практически круглым отличником, но уже не мог ходить в школу. Потому что по пути туда он начинал чувствовать сильнейшую тошноту, а к первому уроку его уже рвало. Никаких нарушений в его организме врачи не находили. Было очевидно, что это психосоматика. Требования, которые он предъявлял к себе, были запредельно высоки. Прежде чем ответить на мой вопрос, он тщательно формулировал свою мысль. Когда далеко не на первой встрече я попросила его нарисовать самый небрежный и ужасный рисунок, он задумался, а потом сказал:

– Мне нужна тема. Поясните, на какую тему должен быть рисунок.

– На любую, это могут быть просто кляксы и каляки-маляки.

– Мне нужна линейка, – сказал он, сморщив лоб.

– Ну зачем тебе линейка, это должен быть небрежный рисунок, плохой, несовершенный, понимаешь?

– Хорошо, я понял.

Через долгих 10 минут простым карандашом он нарисовал мне войну. Прокомментировал, что война получилась не очень хорошо, но война – это «плохо» и «ужасно», и поинтересовался, соответствует ли это моему заданию.

Конечно, мы занимались с ним не только этим. Его тошнота по дороге в школу стала проходить через несколько дней после нашей первой встречи. Но только еще через несколько недель он согласился рисовать красками, и мы повторили эксперимент с небрежным рисунком. Он пришел в восторг от того, что вышло: из абстрактных каляк-маляк получилась удивительная картина, полная своей красоты и смысла.

– Я и не думал, что это так интересно и что я умею рисовать красками! – Теперь, кроме озабоченности и тревоги, он мог испытывать еще и восторг.

А еще через несколько недель он уже радостно распевал в моем кабинете песни в сопровождении своего мобильного телефона так, что я наконец поверила, что передо мной всего-навсего веселый и здоровый десятилетний мальчишка, а не уставший молодой министр развивающегося государства.

Тревожные дети часто совершенно лишены очень важных вещей: детского незатейливого отдыха, свободного времени, которое можно провести как хочешь, и простой радости от каждого дня детства, а для ребенка все это необходимо, о чем я собираюсь вам рассказать в следующей главе.

Наконец-то мы добрались и до «позитивных» чувств. На первый взгляд с радостью все понятно: радость – это хорошо. И я полностью с этим согласна. Только вот вопрос: как много времени в жизни наших детей выделено на радость? И разрешены ли на самом деле бурные проявления этой радости? Сознайтесь сами себе, что детская радостная активность нас часто очень утомляет, нам смертельно скучно именно то, что детям радостно. Нам мешают громкие детские голоса, ребячья неугомонность, болтовня, любопытство и совершенно неуемная энергия. И мы очень часто, заботясь о себе, тушим эту энергию, а вместе с ней и радость, и говорим: «А ты сделал уроки?» или «Сядь лучше почитай книжку», что, кстати, звучит как наказание, и добровольный поход за уроки или за книжку со временем будет почти невозможным.

Был чудесный осенний день. Один из тех, что наполняет мир цветом и запахом опавших листьев. В парке, по которому мы неспешно прогуливались, я замечаю такую картину.

Детская площадка – сосредоточение бурной жизни. Все живое здесь от трех до восьми лет постоянно движется: лазает, качается, спрыгивает, кричит, смеется, толкается, ссорится и мирится, радостно визжит и расшибает коленки.

Чуть поодаль стоят скамейки: там совсем другая жизнь – от нее веет унынием и скукой. Сидят мамы – неподвижны и усталы. Сгорбленные спины, потухшие глаза, не разговаривают, не читают – смотрят куда-то на площадку или даже сквозь нее. Картина маслом: «Жизнь ушла, не обернувшись». Грустно, тоскливо, обыденно.

Совершенно естественно в моей голове рождается вопрос: что же произошло с этими людьми между их пятью и двадцатью пятью годами? Почему одни – сосредоточение энергии и радостной активности, а другие – олицетворение скуки и неподвижности? Что случилось с радостью и энергией, куда они подевались? Ведь резервы человеческого организма в двадцать пять лет отнюдь не исчерпываются. Как ни грустно, видимо, их жизнь была устроена так, что они отучились радоваться каждой дарованной минуте и удивляться каждой случившейся возможности, зато научились «сидеть тихо и никому не мешать». И потому теперь представляют такой разительный контраст с собственными детьми, которым, дай Бог, посчастливится вырасти радостными и активными взрослыми.