– Я не знаю, кто вы и откуда знаете, как меня зовут, но зовут меня Татьяна Георгиевна, и интересно ему должно быть всё, чему его учат! – вспылила она.
Экран сразу показал учителей, засовывавших книги Ваньке в голову.
– А думали ли вы когда-нибудь, достопочтеннейшая Татьяна Георгиевна, что по-настоящему научить можно, только заинтересовав ученика? – промолвил старец, хитро глядя на учительницу.
– У меня есть программа, и мне абсолютно неинтересно, что им интересно, – Татьяна Георгиевна запуталась в собственных словах от возмущения.
– То есть вы хотите сказать, что программа, неинтересная никому, должна (старец подчеркнул слово «должна») быть всажена в голову всем ученикам? – удивился старец.
Классная руководительница поняла, что потеряла инициативу разговора, и это её возмутило.
– Именно это я и хочу сказать! И не уводите разговор в сторону от Ивана! Почему я разговариваю с дедом, а не с родителями? Дед юридически не отвечает за внука! – отчеканила она.
– Вообще-то я не дед, а прапрапрапрапрапрапрапрапрадед, и не Ивана, но это не столь важно для продолжения разговора, – мягко сказал старец.
Татьяне Георгиевне показалось, что она попала в сумасшедший дом. Ей стало на секунду страшно. «Нужно спасать Ивана, – мелькнуло у неё в голове. – В квартире террористы, семья взята в заложники. Нет, не может быть, слишком все радостные. У меня галлюцинации! – она ущипнула себя за ногу и вскрикнула.
– Любезная Татьяна Георгиевна, мы не террористы, а это не галлюцинации, – промолвил старец. – Мы совершенно реальны, можете пощупать всех нас, а не щипать себя. К тому же вам не помешает посидеть здесь и послушать нашу беседу. Как раз сегодня мы хотели поговорить о детях и привели вас сюда.
– Хорошо, что я её впустила, – подумала Мария Петровна.
Татьяна Георгиевна «сдулась», весь запал её исчез. Она превратилась в грустную скромно одетую одинокую женщину, отдавшую всю жизнь бесцельной борьбе с нерадивыми учениками и их родителями.
– Вы всю жизнь боролись: с собой, начальством, учениками, – молвил старец. – Из ваших рук не вышло ни одного ученика, любящего вас и ваш предмет.
– Ну как же так, это неправда! – с пафосом сказала учительница.
– Обернитесь и посмотрите на экран – это ваши ученики.
На экране появилась женщина, бойко торгующая шапками на рынке, мужчина, готовящий шаверму… Мелькали и другие молодые и не очень лица.
Татьяна Георгиевна всплеснула руками:
– Иванова Таня, надежда всей школы! Эдик! Почти медалист! Людочка! Сашенька! Гришенька…
Закрыв лицо руками, она замолчала.
Бесстрастный экран показал молодого человека в тюремной робе.
– Это же Серёжа! Талантливый химик! – воскликнула она. – За что?!
– За изготовление наркотиков и их сбыт, – с сочувствием ответил старец.
Ванька был ошеломлён. Он никогда не видел Татьяну Георгиевну такой простой, понятной и подавленной. Ему стало очень жаль её.
– Не расстраивайтесь, пожалуйста. Мы вас, несмотря ни на что иногда почти любим, – пытался её успокоить Ванька.
– Иногда? Почти? – всхлипнула учительница.
Их беседу прервал мудрец по имени Джо Ви.
– Я хочу рассказать вам об одной учительнице, её зовут Марва Коллинз, из Чикаго. Она преподавала в гетто, небезопасном, густонаселённом районе в центре города. Проработав некоторое время в школе, она полностью разочаровалась в методах обучения и ушла с работы. На втором этаже собственного дома она открыла свою школу. Сначала у неё учились пятеро детей, двое из которых были её собственными. Других троих система отвергла как трудных, «особых». Они были неграмотны и не поддавались никакому обучению – во всяком случае, по мнению официальной системы образования. Марва взяла их в свою школу и всячески поощряла. Она по-настоящему любила этих детей, хотя некоторые из них даже сами себя не любили, и, по сути, стали жертвами своей обособленности.
Марва учила детей читать, писать и правильно говорить. Год спустя они сдали тесты, и, оказалось, каждый из них получил на пять баллов больше, чем остальные, обычные дети. Книга «Путь Марвы Коллинз» приобрела огромную популярность, и это позволило её автору открыть большую частную школу. Правда, она смогла принять в неё только двести детей, тогда как в списке желающих значилось ещё восемьсот! Уму непостижимо! Ведь женщина брала детей, считавшихся жертвами, дарила им свою любовь, поддерживала и ободряла их, находила в них всегда что-то хорошее – и это главное. Она не критиковала их, когда они делали что-то неправильно, и поощряла, когда они этого заслуживали.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу