Татьяна Девятова - 5 наболевших вопросов. Психология большого города

– Хотите наперечет?

– Было бы неплохо…

– Это вы меня на высшую математику сподвигаете, Татьяна. Ну попробуем…

Во-первых, в России еще, к нашему великому счастью, живет поколение людей, которые прошли войну или, по крайней мере, хорошо ее помнят. И «к счастью» – это здесь не случайная оговорка. К счастью, потому как эти люди, как никто другой, самим фактом своего присутствия в социальном пространстве обеспечивают так называемую «историческую память» нации.

Мы едины пока только потому, что живы ветераны, которые связывают нынешнюю российскую неразбериху и суету с величайшим знаковым событием уходящей, почти уже ушедшей эпохи – победой в Великой Отечественной войне. Как только эта война окончательно станет для нас фактом из учебника и среди нас больше не будет носителей этого знания, этого опыта, очевидцев и участников тех событий, мы окончательно отшвартуемся и уйдем в открытое море, где нет ничего – ни ориентиров, ни оснований. Только на себя придется рассчитывать. Но мои бабушки и дедушки – ветераны Великой Отечественной – уже умерли. Так что…

Поколение довоенного и военного времени – люди, пережившие войну, которые впитали в себя удивительную, непонятную нам способность к реальной, полной самоотверженности. Своего рода вынужденный, приобретенный, подсознательный стоицизм. Они у нас самые настоящие стоики – героическое поколение, которое полностью отказалось от себя, от примата личных благ, личных удовольствий, если хотите. Они принесли в жертву государству, системе свои индивидуальные, человеческие помыслы и желания. Почему так сложилось? Много факторов, я думаю. Не последнюю роль сыграла и система тоталитарного управления, подсознательный страх перед силой властной машины. Но в большей степени, конечно, тут другая причина – они постоянно решали какие-то задачи, которые были «сверх» них, надличностные: создать страну, защитить страну, а затем восстановить ее.

При этом о чем мечтал каждый из этих людей в отдельности – они и сами-то толком не знали. Не позволяли себе в этом направлении думать. Они готовы были жертвовать, жили в состоянии этой готовности. И эта их жертвенность трансформировалась сейчас в то базовое требование, которое они предъявляют ко всем следующим поколениям: «Вы должны научиться отказывать себе в удовольствиях!» Таков главный тезис, который исходит от этого поколения. И его представители смотрят на все последующие поколения и не любят, не могут принять в них именно это – то, что личное для их детей и внуков стало выше общественного.

Они не понимают, о каком вообще таком удовольствии для себя, любимого, может идти речь. Есть некая зона комфорта – и ладно, и достаточно. Вот достался блокаднику дополнительный паек – и то счастье, спасибо большое. Это зона, с позволения сказать, «комфорта», которая располагается в пространстве отсутствия вообще какого-либо удовольствия. И поэтому поколение, о котором мы ведем речь, никогда не поймет, что значит получать удовольствие от жизни, что значит «делать СВОЮ жизнь». У этих замечательных людей просто нет такого жизненного опыта, они не ощущают своего права на удовольствие. Удовольствие, которое они могли себе позволить, – это делать что-нибудь для своей семьи, своего предприятия, своей страны.

Причем надо заметить, что и само понятие «семья» тогда было другим, «семья» включала в себя не просто три-четыре поколения отцов и детей, к ней относились и семьи сестер и братьев – а рожали тогда куда более активно, чем сейчас, – и семьи их детей и внуков. У моей бабушки было три сестры и три брата, у дедушки – брат и сестра, у всех – дети, тоже уже с зятьями, невестками и собственными детьми. Жили все в разных городах и селах, и почти каждый месяц у кого-то что-то случалось – свадьба, похороны, болезнь, финансовые трудности, ремонт, переезд… И вся многочисленная родня тут же бросалась на выручку. А знаете, только сейчас начинаю это осознавать так ясно: это ведь была очень счастливая суета, хоть и в виде такой семейной повинности, якобы вынужденной и связанной порой не с самыми приятными событиями.

– Однажды у меня на программе была героиня – женщина-блокадница (по официальному статусу – «ребенок блокадного Ленинграда», я так понимаю). Она рассказала, как умер ее младший брат – в одной кровати с ней в блокадную зиму, от голода. Она проснулась утром, а он холодный. Она давай его греть, а он не отогревается. Она зовет взрослых, а те говорят – мол, пусть еще поспит. А потом вдруг обнаруживается, что ребенок умер. И какова реакция? Бабушка бросается в свою комнату, встает на колени перед иконой и, крестясь, кричит: «Господи, спасибо Тебе! Еще один рот забрал!»