Иоганн Генрих Песталоцци - Книга для матерей. Избранное

Это центр всех твоих наблюдений, ты сам становишься предметом наблюдений для самого себя; все, что ты сам, для тебя легче сделать ясным и понятным, чем все находящееся вне тебя; все, что ты чувствуешь относительно себя, может быть для тебя неопределенным наблюдением; следовательно, ход твоих познаний, поскольку он касается тебя самого, на одну ступень короче, чем в том случае, когда он исходит из чего-либо другого, вне тебя находящегося. Все, что ты узнал о самом себе, ты узнал точно; все, что ты сам знаешь, находится в тебе самом, и сущность этого определена тобой самим; следовательно, таким способом легче и вернее открывается путь к получению ясных понятий, чем каким бы то ни было другим, и изо всего, что ясно, ничего не может быть теперь яснее, как принцип: познание человеком истины из самопознания.

Друг! Таким образом долго носились в моей душе живые, но неясные мысли об основах обучения, и таким образом я изображал их в своем докладе, и тогда еще не имея возможности открыть непрерывную связь между ними и законами физического механизма, не будучи также в состоянии с точностью определить первоначальные пункты, из которых должен исходить ряд наших искусственных воззрений или, скорее, та форма, в которой было бы возможно поставить развитие человечества в зависимость от самой его природы, пока, наконец, и то недавно, внезапно, как Deux ex machina [9], не пролила нового света на то, что я искал, следующая мысль: средства, выясняющие все наши познания, почерпнутые из наблюдений, исходят из числа, формы и языка.

Однажды после долгих усилий добиться своей цели, или, скорее, после беспорядочных мечтаний об этом предмете, я совершенно просто обратил внимание на способ, как каждый образованный человек в каждом отдельном случае принимается и должен приниматься за дело, если хочет надлежащим образом растолковать и постепенно уяснить себе что-нибудь такое, что находится пред ним в беспорядочном и неясном виде.

В таком случае каждый раз он должен будет обращать и непременно обратит внимание на следующие три правила:

a. сколько различных предметов проносятся у него пред глазами;

b. как они выглядят; что за форма их и контур;

c. как они называются; как он может каждый из них выразить себе посредством одного звука, одного слова.

Очевидно, что для успеха в этом способе действия предполагаются у подобного человека развитыми следующие способности:

a. способность схватывать неодинаковые по форме предметы и давать себе отчет в их сущности;

b. способность различать эти предметы по числу и ясно представлять их себе в виде одного или в виде множества предметов;

c. способность выразить при помощи языка отдельно представление о числах предметов и отдельно представление об их форме и запечатлеть это в своей памяти.

Я так сужу: число, форма и язык есть элементарные средства обучения, так как все внешние свойства какого-либо предмета заключаются в пределах его контура и в его числовых отношениях и при посредстве языка делаются достоянием моего сознания. Искусство, следовательно, должно исходить из следующего троякого основания и следующим образом действовать (и это сделать неизменным законом своего развития):

a. учить детей смотреть на каждый предмет, который предлагается их сознанию, как на целое, т. е. отдельно от тех предметов, с которыми он, по-видимому, связан;

b. познакомить их с формой каждого предмета, т. е. с его мерой и пропорциями;

c. как можно раньше познакомить их с полным запасом слов и названий всех узнанных ими предметов.

И так как обучение детей должно исходить от этих трех основных пунктов, то очевидно также, что и первые усилия искусства должны быть направлены к тому, чтобы развить с помощью высшего психологического искусства основные потребности – считать, измерять и говорить, – хорошие качества которых составляют основу правильного познания всех видимых предметов, укрепить их и придать им силу, а следовательно, довести средства развития и образования этих трех способностей до высшей степени простоты и устойчивости и до величайшего согласия между собою.

Единственным затруднением, встретившимся мне при признании этих трех основных пунктов, был вопрос: почему все качества вещей, которые мы узнаем посредством пяти чувств, не являются основами нашего знания, подобно числу, форме и названию? Но я скоро убедился: все предметы без исключения имеют число, форму и название, остальные же качества, познаваемые нами посредством пяти чувств, ни у одного предмета не бывают общими со всеми другими предметами, но лишь одни с одним предметом, другие с другим (притом еще это качество с первого же взгляда так нам бросается в глаза, что на основании его мы можем различать те или другие предметы). Таким образом я нашел между числом, формой и названьем всех предметов и между остальными качествами существенное различие, а именно: я не мог смотреть на другие качества предметов как на основные пункты человеческого знания; даже напротив, я нашел, что все остальные признаки предметов, познаваемые нашими пятью чувствами, могут быть непосредственно сведены к этим основным пунктам; что, следовательно, при обучении детей знание всех прочих качеств изучаемых предметов должно быть связано с предварительным знанием формы, числа и названий. Я теперь видел, что благодаря знакомству с количеством, формой и названием какого-либо предмета мое понятие об этом предмете становится точным понятием; благодаря постепенному знакомству со всеми остальными его качествами оно становится полным; чрез знакомство же со связью всех его признаков оно делается понятием вполне ясным.