Елена Шолохова - Звезда

Мать убивалась, рыдала. Твердила, что это ошибка.

– Что теперь будет? – спросила она сквозь рыдания.

Опер пожал плечами:

– Как суд решит. Но вообще до трёх лет светит. Так что прощайся с мамкой.

Однако выпустили меня из СИЗО уже на другой день, под подписку. И лишь спустя пару дней от Толика Болдина я узнал, что Макс Чибисов явился в полицию с повинной и заявил, что это он – телефонный террорист. А звонил с моего сотового, который, мол, позаимствовал у меня ещё до экзамена. А во время теста вышел в уборную и позвонил в полицию. Зачем? Чтобы отменить экзамен, на который я не смог прийти. А он таким образом обо мне побеспокоился. Его версия, конечно, была шита белыми нитками, но Макс упёрся рогом и ни в какую не отступался. Что поразительно, он и правда выходил в уборную минут на десять. И как раз в то время, когда я «минировал» школу. Ну да, точно, он же тогда мне и звонил!

Макса вообще держать в СИЗО не стали, он ведь несовершеннолетний и не рецидивист, как я, по словам Ирины Борисовны. А может, учли «явку с повинной». Однако трепали допросами и грозили штрафом в двести штук.

Сначала хотел позвонить ему, но решил поговорить лично. Подгадал, когда его родители на работе. Макс провёл меня к себе. Я устроился на продавленном диванчике. Макс присел на стул напротив меня.

Я не думал, что так трудно будет начать этот разговор. Он тоже, казалось, нервничал. Или, может быть, смущался, не знаю. Покраснел весь.

– Зачем ты это сделал? – наконец выдавил я.

Не глядя на меня, Макс пробормотал:

– Тебя посадить могут. А мне ничего не будет. Ну, вот только штраф…

– Всё равно. Не надо было.

Он молчал, и я замолк. Повисла тягостная пауза. Я решительно не знал, что сказать. Ко всему прочему вся эта ситуация с Максом буквально раздирала душу. Я его столько раз предавал, ноги об него вытирал, лохом считал, стыдился… Вон тайну сердечную разболтал, а он… В груди встал ком.

– Макс, ты прости меня.

– За что? – он поднял глаза. А в них – чистейшее изумление.

– Ну за всё…

Мне вовсе не хотелось перечислять свои грехи, и без того чувствовал себя паскудно. Он молчал. Я поднялся, направился к двери, но на пороге снова оглянулся:

– Ну всё-таки, скажи – почему ты это сделал? Я ведь обидел тебя, я знаю…

Макс пожал плечами:

– Ты был моим единственным другом.

Я усмехнулся:

– Не был, Макс, а есть, если ты, конечно, не против.

Макс протянул мне руку, и я пожал её, что называется, с чувством.

Макс улыбнулся и вдруг спросил:

– А можно я тебе как друг дам совет?

– Ну?

Он вздохнул, не решаясь заговорить, и наконец выпалил:

– Слушай, помирись с Алёнкой.

– Ты, конечно, классный друг. Но давай я с Дубининой как-нибудь сам разберусь.

– Да я вижу, как вы разбираетесь. Друг на друга как враги смотрите, а сами любите…

– Кто кого любит? Ты что?

– Да друг друга вы любите, как будто не видно.

– Угу. Она, видать, от большой любви ко мне с Сорокиным замутила, – горько усмехнулся я.

– Да не так всё было. Я-то знаю. Я же с ней общаюсь. Она боялась, что он на тебя заяву напишет. Вот и навещала его. Серьёзно, он ей так и сказал, что не напишет, если она с ним ходить будет. Но у них ничего не было, она сама сказала. Говорю же, она тебя любит.

– Сказала она, – передразнил я, скорчив скептическую мину, лишь бы не разулыбаться. Лишь бы не выглядеть идиотом. Хотя самого так и распирало от слов «ничего не было» и «она тебя любит». Впрочем, тут же сам себя охладил. Даже если и так, после всего, что я ей наговорил, после всех моих выходок она вряд ли захочет иметь со мной дело. Собственно, так ведь она и сказала: «Не хочу тебя видеть. Никогда!» А ещё… а ещё она целовалась с Сорокиным. Это уж я сам видел.

– Кстати, Макс, – сказал я, уняв наконец дурацкий трепет, – надул её Сорокин. Знаешь, почему он не написал заяву? Потому что его предки затребовали с моих сто пятьдесят штук и мои раскошелились. Так что жертва Дубининой оказалась напрасной.

От Макса я направился прямиком в отделение полиции. И всё же тяжесть, что последнее время давила неимоверно, стала легче, заметно легче.

Никогда не думал, что из такой ерунды, как звонок о минировании, могут раздуть уголовное дело. Господи, как корил я себя, идиота, за эту глупую выходку! Чёрт бы с ним, с тестом. Пересдал бы через год, да хоть через два, зато сейчас не висела бы надо мной дамокловым мечом перспектива реального срока. Хоть в СИЗО меня не держали, пока шло следствие, но дёргали постоянно. Так яро взялись, может, ещё и потому, что я не просто «подшутил», но и сорвал ЕГЭ. Чёрт его знает. В конце концов пришлось признаться про подвал – следователь убедил, что мотив обязательно примут во внимание. И «по хулиганским соображениям» – отнюдь не лучший вариант. Мне дико не хотелось, чтобы стало известно, как позорно я лоханулся, ещё больше – чтобы хоть каким-то боком засветилось имя Дубининой, но теперь об этом наверняка трезвонила вся школа. Представляю, как народ надо мной посмеялся.