Геннадий Трошин - Пришелец

Весь остаток ночи незнакомец копал пахучий ил под приглянувшейся ему корягой. Засунув в мягкую грязь узкий хвост, он ворочал им, как буром, расширяя и углубляя нору. Когда с устройством жилища было покончено, незнакомец высунул из норы голову, посмотрел, все ли благополучно поблизости, и, забравшись внутрь, успокоился.

"А может, довольно мне странствовать изо дня в день и из года в год? спросил он себя. - Где я только не был, но конца дороги так и не нашел. А раз она бесконечна, то стоит ли дальше испытывать судьбу? Я и так навидался всего предостаточно, в какие переделки только не попадал. Не лучше ли осесть здесь и жить спокойно, как все здешние рыбы?"

Придя к такому решению, незнакомец впервые почувствовал облегчение и ощутил всю прелесть оседлого житья. Наконец-то пришел конец его странствиям, и он будет жить, как эти караси, лещи, окуни, на одном месте, не думая о беспокойных скитаниях и о том, что завтра вновь нужно отправляться неведомо куда...

Дождь не переставал моросить и на следующую ночь. Как только стемнело, незнакомец вспомнил про озеро, расположенное рядом, с вкусной карасевой икрой. В предвкушении обильного пиршества он выбрался из норы и поплыл к берегу. Поглощенный мыслями о карасевой икре, незнакомец не заметил, что за ним внимательно наблюдают сквозь стебли роголистника глаза черного, с приплюснутой спиной и животом большеголового чудовища. Это был еще не старый, но уже довольно-таки умудренный жизненным опытом сом. Он жил в глубоком яру под обрывистым берегом, но частенько наведывался сюда за лягушками, которые задавали по вечерам на листьях кувшинок большие концерты.

"Это что еще за урод? - раздумывал сом, рассматривая незнакомца. - Вроде уж и вроде не уж? Впрочем, какая разница. Во всяком случае, он не уступит по вкусу лягушкам. Перекушу-ка я им".

Сом, крадучись, поплыл следом за незнакомцем, чтобы у берега застигнуть его врасплох.

Ничего не подозревающий незнакомец быстро выполз на берег и исчез в мокрой траве. От удивления у сома обвисли усы. Ну и ну! Сколько лет прожил в этой реке, а такого еще не видел! Чтобы рыба, а он успел все-таки заметить жабры и плавники, чувствовала себя на берегу, как в воде!

"Сразу видно, что проходимец, - пришел к далеко не лестному выводу о незнакомце сом. - Надо же! Так ловко меня провел!"

На этот раз незнакомец решил спрямить путь к озеру и пополз по лощинке. По пути он подбирал выбравшихся на прогулку червей, слизняков-тихоходов и даже отдыхал, зная, что карасевая икра от него никуда не уйдет.

Внезапно ночную тишину нарушил скрипучий голос какой-то птицы. Незнакомец насторожился, прополз чуть вперед. Здесь от куста к кусту тянулся чуть приметный след пробежавшей недавно птицы. Вскоре он услышал и писк. Значит, где-то поблизости находилось гнездо, а в нем птенцы.

Радуясь столь непредвиденной удаче, незнакомец пополз быстрее и через некоторое время наткнулся на то, о чем мечтал. Под кустом в густой траве лежало гнездо. Незнакомец раздвинул головой стебли и потянул за лапку первого попавшегося птенца. В гнезде поднялся невообразимый писк. Кто-то больно ударил незнакомца, и он, выпустив из пасти лапку птенца, завертелся из стороны в сторону. Кто-то, а это был коростель, долбанул его еще и еще раз, и незнакомец поспешил обратно, по своему же следу.

Так неудачно сложилась для него в эту ночь охота. Забыв о карасевой икре, незнакомец, побитый и измученный, вернулся в реку...

А потом прекратился дождь и установилась жаркая солнечная погода. Трава стала сухой, и ползти по ней было уже трудно. Правда, перед утром выпадали обильные росы, но летние ночи были настолько коротки, что незнакомец предпочитал не рисковать отправляться на карасевое озеро, а охотиться на реке или в прибрежных травах обширного залива.

Место охоты незнакомец менял каждую ночь. Его можно было увидеть и у крутого обрыва, где в яру жил сом, и на мелководье, где встречались рачьи норы и водились упитанные пиявки, моллюски, и около перекатов, где паслись стайки мальков. Все это, разумеется за исключением сома, шло ему в пищу.

Незнакомец потолстел, накопил жирок и чувствовал себя так, словно никогда не бродяжничал и всю свою жизнь провел в этой реке. Иногда, правда, жаркими днями, уютно устроившись в норе, он вспоминал о своих странствиях, но они уже не волновали его, как прежде. И зачем он так долго странствовал, терпя нужду и лишения, когда можно было давным-давно осесть на одном месте и жить тихо, спокойно, без лишних забот и волнений?