Валерий Гусев - Ворюга в клеточку

– «Гаудеамус»! - воскликнул папа.

– Да кто же он такой? - завопил Алешка. - Композитор или режиссер?

– Это старинный студенческий гимн, - объяснил папа. - А первые его слова переводятся так: «Будем же, друзья, веселиться!…»

Вперед и вверх!

С приездом папы все как-то уладилось и пошло своим чередом. Наша помощь ему уже не требовалась. Модестой Петровной и господином Земаном занимались папины сотрудники. А мы с Алешкой окунулись в школьные дела. Из-за этого карантина столько было пропущено, что учителя насели на нас изо всех сил. Тем более что учебный год близился к концу.

Жара в Москве спала. Прошли дожди и немного освежили город.

Однажды папа сказал нам, что с Модестой Петровной все очень непросто. Она оказалась женщиной предусмотрительной. Оформила себе отпуск на лечение за границей, а вместо себя завела в ломбарде еще одного директора - финансового.

– И теперь, - сказал папа, - если будут вскрыты в деятельности ломбарда всякие преступные злоупотребления, отвечать за них придется не ей, а другим людям.

– А она удерет себе в заграницу, - возмутился Алешка, - и будет жить себе припеваючи? Так, что ли?

Папа пожал плечами.

А господин Земан затаился. Чтобы не насторожить его еще больше, мы позвонили ему и сказали, что нашли его документы.

Он страшно обрадовался. И попросил передать их ему за очень «большую благодарность».

– За большой пакет пончиков, - проворчал Алешка.

Мы встретились с ним возле калитки, отошли в сторонку.

Земан жадно вцепился в листки, пролистал, пробежал глазами.

– А других у вас нет? - он наверняка интересовался списком картин.

– А других у нас нет.

Земан вздохнул, потряс в воздухе договором с Акимовым:

– А где первый экземпляр? Это важно.

– Первый экземпляр мы отдали Акимову. Он отнес его в суд.

Земан побледнел. Скомкал договор, сунул его в карман. И шагнул к калитке. Обернулся и злобно рявкнул:

– Дураки!

– Это спорный вопрос, - сказал Алешка с ухмылкой.

– А «большая благодарность»? - спросил я, тоже с ухмылкой.

Вместо благодарности Земан показал нам отрицательный ответ из четырех букв (первая «эф»). И пошел в свою Германию. Как-то он не по-европейски выступил.

Проходя мимо будочки охранника, он приоткрыл в нее дверцу и что-то туда сказал. Через стекло было видно, как Жлоб усердно закивал головой.

А в общем-то у нас все получилось наоборот. Мы старались усыпить бдительность Земана, а вместо этого напугали его. Хорошо еще, что мы вовремя узнали об этом.

В тот же вечер нам позвонил Хорьков и попросил папу.

– А он в городе Туле, - сказал я. Папа выехал туда по делу о картинах, потому что некоторые из них были из Тульского музея.

– Это плохо. - Хорьков был встревожен. - Мне Жлоб сказал, что они с Земаном сегодня отрываются.

– Зачем? - глупо удивился я.

– Жлоба в милицию уже вызывали по нашему делу. И Земан что-то здорово струхнул. Из-за каких-то бумаг. Надо товарища полковника предупредить. Удерут ведь…

– Не удерут, - не очень уверенно ответил я.

– Они задумали так. Вечером выезжают через задние ворота и вдоль парка - на проспект. Оттуда в Химки и на теплоход. Следы заметают.

– Не заметут, - еще менее уверенно пообещал я.

Положив трубку, я позвонил в Тулу. В гостинице мне сказали, что господина Оболенского в номере нет.

– А когда будет?

– Никогда. Он уже рассчитался, потому что ночным поездом выезжает по месту жительства.

Вот тут я растерялся. Но не Алешка.

– Главное, Дим, чтобы его немножко милиция задержала. До папы.

– А за что? Они же ничего не знают.

– Надо сделать - за что!

И мы сделали. Сначала пошли к Акимову. Он обрадовался нам, будто мы год не виделись. Но Алешка сказал прямо с порога:

– Карлсон в порядке? Какая у него грузоподъемность?

– Почти два килограмма. А что надо перевезти?

– Какую-нибудь бомбу.

Акимов засмеялся и заявил:

– Чур я с вами! А то Карлсона не дам.

Бомж Вася уже переехал на «дачу». Наше воронье гнездо оборудовал как номер «люкс» в пятизвездном отеле. У него даже маленький телевизор работал на батарейках. И он смотрел его, сидя в кресле.

– Надо же знать, что творится в мире! А то отстанешь от жизни.

Как он ухитрялся не отставать от жизни при таком телевизоре, было неясно. Потому что звука у телевизора не было.

Надо сказать, что бомж Вася, наверное из-за своей трудной жизни, был очень дружелюбным и гостеприимным человеком. Он ни о чем нас не расспрашивал (раз людям надо, чего же не помочь?), потеснился, усадил нас поудобнее.