– Дуры, – не выдержала Наташка. – А если бы вы провалились?
Путь к берегу оказался короче. Когда мы вернулись на отмель, настроение поднялось. Мы носились, перепрыгивая с камня на камень. Теперь можно было скакать, хоть как стадо слонов. Не страшно, глубина тут не больше метра.
Камни обледенели, и удержаться на них стоило больших усилий. Одно неловкое движение – и я полетела вниз, угодив ногами меж двух камней.
– Крак! – хрустнула льдина.
– Бульк, – ледяная вода подтвердила, что на дворе, действительно, январь.
– Чвак! – неодобрительно откликнулись сапоги, хлебая воду.
– Аааа, – заорала я, почувствовав, что ноги ухнули в воду глубже, чем по колено.
На меня налетели девчонки и выдернули из ловушки. Прогулку пришлось завершить. Путь домой в мигом обледеневших прорезиненных сапогах напомнил первый выход на лед неопытного фигуриста.
Дома меня завернули в одеяло, брюки повесили сушиться, а сапоги поставили на печь. Потрескивали дрова, горел торшер, руки согревались о кружку с какао. Пахло дымком. Было уютно, и жалко, что скоро уезжать.
– А если бы я дальше пошла, – тихонько спросила Ирка, – ты бы тоже?
Я не стала отвечать, хотя думала о том же. Я сказала:
– Самое интересное, что холодная вода обжигает. У меня, когда провалилась, было ощущение, что в кипяток ноги сунула.
Ирка кивнула.
– Угу. Знаешь. Мы с тобой, действительно, дуры.
Мы смотрели на огонь в печке.
– В следующий раз на тот берег – обязательно! – подмигнула я.
– Это когда? – заинтересовалась Лера.
– Летом! – ответили мы хором и засмеялись.
Пора было собираться. Мы убирали со стола, и вдруг услышали крик Наташи:
– Что за гадость вы тут разлили? Всю печку измазали! Как это теперь убирать?!
Мы выскочили на кухню. Пахло палёной резиной. По плите на пол стекала темная дымящая жидкость, внизу собралась уже приличная лужица.
Источник безобразия стоял на плите.
Это были оплавленные до размера домашних тапочек, сморщенные и ни на что не годные остатки моих сапог.
– И тут, – Галочка округлила глаза, – я почувствовала, как на мое плечо легла рука Чёрного Спелеолога!..
Это было уже слишком. Саня крякнул. Лёха закатил глаза.
На дачу к Лёхе крымская сестричка приехала только вчера, но друзья уже были сыты по горло. Веснушчатый нос гостьи задирался к небу, и разговоров было только о драгоценном Крыме. Ах, синее море, ох, высокие скалы, ух, мраморные пещеры…
На правах хозяев показали ей окрестности. На канале Галочка морщилась: что за мутная вода, у них в любой луже в сто раз чище. Лес был ей не лес: у них деревья зеленее. Когда гостья отвергла самое главное море на свете – Ладогу (вода, видите ли, в ней не солёная), терпению парней пришёл конец.
– Лёх, ты извини, но я больше с ней не могу, – прошипел Саня. – Гуляйте без меня.
– Сань, – взмолился друг, – пожалуйста! Бабушка сегодня уезжает в город. Мы с Галькой одни дома. Приходи ко мне ночевать, а? Мне нужна моральная поддержка. Мутит уже от её рассказов!
Друга в беде не бросают. Поэтому вечером Саня сидел на веранде под абажуром, пил чай, смотрел, как бьются о стекла мошки, и вместе с другом слушал бесконечную сагу. Галя рассказывала, как ползала по пещерам в темноте с фонариком, чуть не свалилась в подземную речку и чудом спаслась, едва не угодив в лапы призрака крымских пещер, которого туристы звали Чёрный Спелеолог.
Крыть спелеолога было нечем. Будь они сейчас дома, Саня устроил бы гостье ужасы Петербурга: тяжёлую поступь Медного Всадника белой ночью и стоны императора Павла в Михайловском замке. Летучий голландец на Неве и тень бедной Лизы под окнами Эрмитажа. Он любил книжки по истории города. Но что от них толку сейчас? На все чудеса Галочка фыркнет и скажет: это же в Питере… а здесь, в вашей дыре, что интересного?
Требовалось что-то из ряда вон выходящее. И прямо тут, на даче.
Галочка улыбалась. Лёха глянул на часы и тоскливо вдохнул. И тут Саня вспомнил.
– Есть у нас здесь один дом…
Лёха посмотрел с надеждой.
– Нехороший домик, – продолжил Саня. – Архитекторский. Разные слухи о нём ходят… и с виду странноватый.
Галочка заинтересовалась:
– А что в нём такого?
– Идём на чердак, – Лёха подхватил с полки бинокль.
На чердак вела деревянная лестница без перил. Пахло пылью и травами.
Они столпились у окошка с видом на задворки: грядки, деревья, штабеля досок, спины домов и сараев. Архитекторский дом заметили сразу: все фасады домов были повернуты к улице, и только этот, как избушка бабы-Яги, стоял к улице задом, а к огороду – передом.
Читать дальше