Максим Мейстер - Тишина ушедшего шелеста

© Максим Мейстер, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Жизнь станет прекрасной, когда ты научишься не только радоваться, но и грустить… Грустить от того, что после пения птиц наступит тишина, что облака растворятся в небе, солнце зайдет, а улыбка погаснет… У всего в мире есть своя тишина… Потому что все в мире – тишина…

Может быть, я строю замок за замком, чтобы научиться не плакать, когда они разрушаются. Именно поэтому я каждый свой замок разрушаю сама. Так легче привыкнуть к тому, что мир вокруг – всего лишь песочница с замками из песка. Я должна научиться не плакать, когда они разрушаются.

Жил-был мальчик. Обыкновенный маленький мальчик. Он жил в большом городе, в самом центре. Мальчик очень любил лес, бескрайние поля, тихие озера и журчащие реки. Но ничего этого не было в городе. Только один раз в году родители брали сына к бабушке. И тогда мальчик бегал, играл, резвился, как мог, чтобы хватило на целый год. Ведь он знал, что скоро возвращаться. И он возвращался. Какое-то время на его щеках еще играл румянец, и он каждый день по привычке выбегал на улицу, но… его встречали визжащие машины, несущиеся куда-то и оставляющие за собой клубы едкого дыма. Его встречали грохот улиц и множество людей, бегущих по своим взрослым, непонятным делам. Они не замечали маленького мальчика, они не замечали ужаса вокруг, потому что давно стали частью этого ужаса.

Маленький мальчик выбегал на улицу, и улыбка тут же гасла на его лице. Ведь он сразу превращался из просто маленького мальчика в ненужного маленького мальчика. Его больше не встречала, как родного, лесная опушка, а луговые цветы не кивали головками в ответ на ласковые поглаживания ветерка. Его не ждала теплая прохлада лесного озера, и бабушка с кружкой парного молока была где-то далеко. И тогда мальчик отворачивался от шумных улиц, разносящих грязь машин и несущихся куда-то людей. Он отворачивался от сверстников, которые не были маленькими мальчиками и девочками, потому что от них уже пахло перегаром города и они говорили на непонятном для маленького мальчика языке. Он отворачивался, горько вздыхал и возвращался домой. Он садился у окна и вспоминал родные поля, леса и озера. Но мальчик все равно выходил на улицу. Он выходил каждый день, не переставая на что-то надеяться. И вот однажды…

Однажды он вышел из дома и захлебнулся свежим воздухом. Мальчик удивленно оглянулся вокруг и не узнал города. Всю ночь шел снег. Большие хлопья падали до сих пор. Вокруг было белым-бело. Исчезли серые улицы, – вместо них мальчик вдруг увидел чистые лесные дорожки; исчез потухший, наполненный мусором фонтан, – на его месте вдруг появилось белое замерзшее озеро…

Снег весело искрился, словно говоря: «Вот он я! Вот он я! Ты больше не один, давай играть!» И маленький мальчик засмеялся в ответ. Он бросился бегать по лесным дорожкам улиц, между заснеженных деревьев-столбов к площади чьего-то там имени, – теперь она стала безымянной белой полянкой, на которой можно было играть с озорными снежинками. Мальчик бежал и смеялся, не слыша, как взрослые что-то говорили ему вслед на своем непонятном языке. Наверное, они по своему обыкновению ругались. Ругались на не к месту выпавший снег, на снежинки и солнце, слепящее глаза, и, конечно, на почему-то счастливого мальчишку, бегущего куда-то сломя голову…

Площадь-поляна встретила мальчика нестерпимой белизной. Наверное, именно она, яркая и чистая, разогнала вечно недовольных взрослых, потому что на поляне не было ни одного человека, и только большие снежинки все падали и падали…

– Какие вы волшебницы! – восхищенно сказал мальчик. – За одно утро вы так изменили город, что его теперь не узнать! Как хорошо, что его теперь не узнать…

Но снежинки не отвечали, они радостно смеялись искрами солнца и все звали:

– Давай играть! Давай играть!

И маленький мальчик стал играть на белой полянке с веселыми снежинками… А вскоре появились и другие маленькие мальчики и девочки. Оказалось, что даже в городе кто-то еще не превратился во взрослых. И они стали играть все вместе, дети и снежинки.