Михаил Гершензон: Робин Гуд

Между тем всадники, стройная колонна которых рассыпалась под первым роем стрел, совладали с прянувшими в сторону лошадьми и во весь опор понеслись на стрелков.

Четверо всадников отделились от колонны и поскакали наперерез Робину и Муку.

– Бегите! – крикнул Робин товарищам. – Спасайте Джона, я справлюсь с ними сам.

Тощий лучник, Мук и сын вдовы с Джоном на плечах пустились вперед по дороге к лесным молодцам. Но шерифов стрелок ослушался приказания. Он остался рядом с Робином, и сразу два лука послали в неприятеля смертельные стрелы; двое всадников упали с коней.

Теперь стрелять уже было поздно.

С опущенными копьями, привстав в стременах, приближались воины шерифа.

Робин Гуд не успел поднять меч; отбросив лук, он ждал врага. Копье устремилось в его открытую грудь. Но тут, словно подкинутый пружиной, стрелок отпрыгнул назад, рванув на себя копье. Всадник, не ожидавший такого толчка, перелетел через голову лошади. А когда он вскочил на ноги, Робин сидел уже на его месте в седле, с луком в руках. Стрела просвистала – и последний всадник выронил копье. Но выстрел запоздал на одно мгновение: шерифов стрелок лежал уже на земле, обливаясь кровью.

– Клянусь Святой Девой, они заплатят мне за этого молодца! – воскликнул Робин, пуская вскачь жеребца.

Догнав своих стрелков, он спрыгнул с коня: лесные стрелки не привыкли сражаться верхом.

Первый натиск врага удалось сдержать. Теперь стрелки бежали по дороге, то и дело останавливаясь, чтобы послать стрелу в преследователей.

– Они хотят отрезать нас от леса! – крикнул Эльфер, который все время дрался наравне с другими стрелками. – Ближе к лесу, ближе к лесу, друзья!

Младший сын вдовы задыхался под тяжестью Маленького Джона.

– Бросьте меня, спасайтесь сами! – взмолился Маленький Джон.

Но Мук сердито прикрикнул на него, перехватывая его у сына вдовы:

– Ты знай помалкивай, дьявол!

Давид Донкастерский бросился между передним всадником и отцом Туком и упал с рассеченной мечом головой.

Так отступали стрелки все дальше и дальше по дороге, а шерифовы люди теснили их справа и слева, не подпуская к лесным тропинкам.

Стрелы лесных молодцов летели реже, потому что у многих уже колчаны были пусты.

Тощий лучник выпустил последнюю стрелу.

– Слушай, Робин, – сказал он, – по левую руку, за тем вон пригорком, – дорога к замку Ричарда Ли. Мой отец будет рад укрыть у себя твоих молодцов от шерифа.

– Так это ты и есть Энгельрик Ли? Хорошего сына родил твой отец! Я охотно верну ему беглеца!

Прежде чем всадники успели отрезать им путь, стрелки, перескочив через ров, понеслись по узкой тропе к Вирисдэлю.

Старинный замок гостеприимно раскрыл перед ними ворота, подъемный мост прогромыхал цепями, и гранитные стены укрыли от врага Робин Гуда и его веселых друзей.

– Отец, прости, что я привел к тебе гостей, не спросясь, – сказал тощий лучник, обнимая отца.

– Я рад доброму Робину не меньше, чем тебе, мой сын, – ответил рыцарь. – Я думал навестить тебя в Шервуде, стрелок. Ведь завтра год со днем с тех пор, как ты помог мне спасти этот замок от йоркского аббата.

Двенадцать, но самый веселый – май! Зеленым шумом полны леса, но самый зеленый лес в Шотландии – Шервудский лес. Дождь обрызгал листву дубов, солнце торопится высушить землю, а в сырой прохладе лопается за желудем желудь, гонят кверху ростки остролист и чертополох, пробивая зелеными стрелами рыхлую прошлогоднюю прель.

По узкой лесной тропе, то и дело пригибая головы и стряхивая с ветвей дождь радужных капель, ехали два всадника. Копыта лошадей глубоко уходили в разбухшие листья, мох и молодую траву.

Птицы звонко пересвистывались над головами путников, словно потешались над неуклюжей посадкой толстенького, который трусил впереди. Он болтался в седле из стороны в сторону, так что распятие подпрыгивало у него на груди. Капюшон его плаща сполз на затылок, открыв дождевым каплям и солнечным лучам блестящую, круглую, как тарелочка, тонзуру.

Второй всадник, ехавший следом за ним, посмеивался, глядя, как короткие ножки его спутника беспомощно ловят подтянутые к самой луке седла стремена. Он одет был в такой же плащ, и такое же распятие висело у него на груди. Только поверх плаща и спереди и сзади нашито было по большому кресту.