Евгений Носов - Красное вино Победы (сборник)

– Гм… – кашлянул Денис Иванович и загородился газетой.

– Все сыты и справны, и Серпилки наши, слава те Господи, не прорежены бегами да вербовками, – продолжал гомонить Квадрат, подсаживаясь к жареной капусте. – Я вот нынче проходил: любо-дорого поглядеть, какая у нас деревня. Хаты белые, окошки протертые, плетни не проломлены скотиною на манер Россошек.

– Ну и долдон ты, я погляжу, – сказал Денис Иванович. – У кого, может, хаты и побелены, а твоя опять рябая, как лепарда. Соседку попросил бы обмазать, что ли… Людей бы посовестился.

– Ображу, ей-бо, ображу, – заморгал бесцветными веками Квадрат. – Я ведь к чему? Вот ты меня поругал, а мне приятно. От хорошего человека и замечание приятно послушать. Потому как ты настоящий хозяин нашей жизни. И не столько образованием, сколь сердцем, что к чему, угадываешь.

– Ну ладно, будя… – поморщился Денис Иванович. – Не люблю… закуси лучше.

– Закушу, закушу, – кивнул Квадрат, поглядывая, как Дарья Ильинична, убрав со стола капусту, взамен выставляла из шкафчика тарелки со снедью и графинчик с Морозовым узором и рябиновыми ягодами на дне. – Опять же и колхоз наш получше ихнего называется: «Нива»! А то «Верный путь»… Это в Россошках-то верный путь? Прошлой зимой тринадцать теленков издохло… С названиями, я тебе скажу, надо поаккуратней. Чтоб смущения потом не получалось…

– Закуси, закуси… Что впустую языком молоть…

Всего только две рюмочки рябиновки и выпил дед Квадрат, однако уже начал было и задремывать за разговором. Денис Иванович, сунув босые ноги в сапоги и накинув ватник, сказал:

– Осовел ты, Квадрат, пойдем доведу…

И вот, когда они проходили мостком у старой школы, с которого, если бы не Денис Иванович, дедок не преминул бы оступиться впотьмах, в это время и долетел до Серпилок странный перезвон.

– С-слышь? – навострился дедок и поднял в темноте палец.

Постояли, послушали: из-за темных, окостенелых, осенних садов, из глухой полевой темени еще отчетливей, чем прежде, донеслось: Дон-дон-дилинь-дон… Дон-дон-дилинь-дилинь…

– Ей-бо, в кузне это… – определил Квадрат.

– Какого лешего… – возразил Денис Иванович.

– Секи мне голову – в кузне!

– Кому это приспичило ночью да еще под праздник?

– А вот и гадай…

– Чепуху мелешь, дед.

– Нет, ты послухай. Вон энти два глухих удара – это он по заготовке молотком тюкает, по раскаленному… по мягкому… потому и глухо… Ты послухай… А энтот, со звоном, то уж он по наковальне…

– Кто это он? – спросил Денис Иванович.

– А вот, должно, он и есть…

– Да кто он, черт тя дери! – озлился Денис Иванович.

– Кто, кто… Може, сам Захар тюкает… – понижая голос до шепота, знобко выдохнул дедок.

– Тьфу! – сплюнул Денис Иванович.

– Его подчерк. Слышь, легкость-то руки какая. Не работает, а благовест вызванивает…

– Спятил ты, что ли?

– Помер-то он прямо за работою… Разрыв сердца вышел. Говорят, осколок от войны близко к сердцу сидел… Прибежали – он лежит замертво, а сошник от культиватора еще на земле дымится. Вот как довелось помереть человеку!

– Человеком был – человеком и помер, – сказал Денис Иванович.

– Вот я и говорю: восстал Захар с погоста за незаконченным делом.

– Однако ты хватил сегодня, – сказал с досадливой укоризной Денис Иванович. – Зря я тебе подливал рябиновки.

– Ты меня хмелем не попрекай… Кузня без него совсем осиротелая осталась… Никакого ни стука, ни грюка не слыхать… Никто его дела не подхватил… Вот он, может, и поднялся… Забота человека одолела…

– Ну это ты… того… – буркнул Денис Иванович, однако стук молотка в темном осеннем поле – ни луны, ни просяного зернышка в небе – показался ему странным и даже стал раздражать своей реальностью, на которую не приходило никакого объяснения. – Гм, – сказал Денис Иванович так, как сказал бы в его положении норовистый бык, увидевший на дороге красную тряпку. Как человек, не терпящий никаких загадок, он добавил со всей решительностью: – А вот мы сейчас поглядим!

Денис Иванович сошел с мостика и направился в темный проулок, что резал Серпилки поперек и выводил в поле.

Квадрат, однако, замешкался на мостике.

– Денис Иванович, – позвал он, – а может, не надо мешать? Пусть себе тюкает…

– А вот мы разберемся! – упрямо твердил в темноте проулка Денис Иванович.

– Погодь, можа, народ шумнуть?

– Нечего тут. Тебе лишь бы шуметь. Идем, говорю!

Дедку, возбудившему себя всякими предположениями, очень уж захотелось в теплую хату, но, поборов в себе такое желание, он все-таки спустился с мостка и сторожко последовал за Денисом Ивановичем, для верности окликая: