Евгений Скоблов - За горами, за долами… Выпуск третий

Я учусь в седьмом классе учу русский язык но знаю еще не харашо и по химии и истории тройки. Но я беру пример с такого отличника как ты и клянусь революцией исправить оценки.

Зовут меня Гильермо Гарсия у меня есть мама папа шесть братишек и сестренок. Я очен лублю играть в футбол но времени мало. Нужно помогать революции.

Досвидание амиго Геннадий Артемьевич. Твой друг из Никарагуа Гильермо. Венсеремос. Мы победим».

Сначала Генка хотел принести письмо в класс – похвастаться. Но вспомнил что написал, будто круглый отличник. И не решился. Еще засмеют. Скажут, брехло ты, Генка, наврал с три короба, а сам из троек не вылазишь. А Генка не любил, когда над ним смеялись.

Он много раз перечитывал письмо, где было много ошибок и отсутствовали запятые, и там, где Гильермо писал о том, как ранили его друга, у Генки на глазах чуть не выступали слезы.

– У-у, сволочи, – ненавидяще шептал он. – Фашисты, белогвардейцы проклятые, контры. Подождите!

И после школы шел в тир.

Старичок Матвеич брал Генкины двадцать копеек, долго отсчитывал крошечные пульки, потом опять садился на колченогий стул и начитал читать потрепанную книгу Мопассана «Милый друг».

Генка выбирал ружье, заряжал, прищуривал правый глаз и нажимал на курок.

Пульки громко чпокали о металлических зайцев, волков, медведей, сплющивались и отлетали в сторону.

– Ну что, – говорил Матвеич, – отрываясь от книги. —

Опять промазал? Сколько раз учить: выцеливай под обрез и плавно курок спускай. А ты дергаешь. Ладно, вот тебе еще три пульки. Бесплатно.

И Генка стрелял опять…

Ночью ему снилось, как они с Гильермо лежат в засаде. По синей горе со снежной макушкой карабкались контрас. Они ползли поджигать кофейные поля.

– Стреляй! – кричит Гильермо, и его автомат выбрасывает язычки огня.

Генка наводит винтовку на толстого бандита, увешанного пулеметными лентами, выцеливает под обрез и, как учил Матвеич, плавно нажимает на курок. Контрас взмахивает руками и по крутому склону катится прямо в пропасть…

Через неделю он получил еще одно письмо.

«Салуд амиго Геннадий Артемьевич, – писал Гильермо. – Я получил по истории пять всю ночь учил урок как альмиранте Колумб открыл Америку. Синьора учительница меня хвалила. Наш класс помогает строить дома для бедных и я уже умею штукатурить.

Хочешь буду учить тебя испанскому языку. Революция будет революсьон. Родина – Патрия. Товарищ – компаньеро. Амиго – друг. Контрас – враги. Но пасаран – они не пройдут. А как правильно по-русски будет нравитца. Мне нужно сказать это одной девочке. Буаносеро амиго. До свиданья. Мы часто ходим к Пако в больницу и я рассказал ему о тебе».

Генка начал заниматься.

Теперь он сразу шел домой и обкладывался учебниками. Стиснув зубы, зубрил уроки, а в классе тянул и тянул руку, чтобы его вызвали отвечать.

И впервые за долгие месяцы в его дневнике появились четверки. Вечером же, когда отец и мать садились смотреть телевизор, он на кухне писал письма Гильермо.

Письма выходили честные: как прожил день, о чем думает, что хочет совершить. Потом вкладывал в конверты и надписывал адрес в Никарагуа…

Снег давно растаял, деревья выбросили стрелки молодых глянцевых листочков, потом зацвела сирень, но Гильермо все не отвечал.

Генка даже ходил на почту узнавать, но усталая поч-тальонша Верочка накричала на него:

– Что, ем я, что ли, эти письма? Не получаешь, значит не пишут. Сто лет нужен ты в этом Никарагуа!

Наступил конец мая, и скоро их должны были рас-пустить на каникулы.

– А что, Генка, – как-то вечером сказал отец, – учебу ты подтянул, и у меня есть такое предложение. Давай возьмем мать и все вместе махнем под Саратов, в деревню. Родни там – полсела. К июлю, в аккурат, на сенокос попадем. И тебе интересно крестьянский труд поглядеть.

И Генка обрадовался…

Постепенно образ Гильермо начал тускнеть в его памяти, и только изредка перечитывал он письма из Никарагуа.

Но однажды почтальонша Верочка опустила в их почтовый ящик узкий голубой конверт.

«Компаньеро Геннадий Артемьевич, – было написано незнакомым почерком. – Я долго болел и не мог сообщить. Гильермо умер. В феврале контрас взорвали неф-техранилище. Весь город тушил пожар. Гильермо получил сильные ожоги. Он часто вспоминал о тебе.

Мы всегда будем помнить Гильермо. Его друг Пако.»

Генка сжал зубы, прищурился, чтобы не заплакать. Потом из самой любимой книги «Три мушкетера» вытащил маленькую фотографию.