Ирина Мешкова - Иванушка, Алёнушка и другие

– Царевич я. Еду по поручению батюшки к царице Любаве.

– Как же ж хорошо, что я тебя встретил, – дедушка обрадовался. – Спроси у Любавы, что за напасть такая у нас сотворилася. Буду ждать тебя, добрый молодец, с нетерпением.

Поскакал Гаврюша дальше, а деревенские знай себе руками-ногами машут, не успокаиваются.

Тем временем братья его во весь опор до тридесятого царства доскакали. Останавливаться на разговоры им недосуг было.

Стучат в ворота царские.

– Эй, стража! – кричат. – Открывайте.

Как к себе домой приехали.

Удивилась Любава:

– Это кто ж такие? Шумные, да несдержанные?

– Подавай нам зелье молодящее для царя-батюшки!

– Разве ж так просят?

– Мы царевичи, – отвечают Дмитрий с Данилой. – Нас просить не учили, учили приказывать!

– Ах, вот как? – расхохоталась Любава. – Ну-ка, стража, отведите-ка их в темницу для острастки!

И ушла делами царскими заниматься.

Вскоре Гаврюша подоспел.

Смотрит Любава в окошко – новый гость. Любопытно ей стало.

Вышло она на крылечко.

Поклонился Гаврюша уважительно.

– Разрешите, – говорит, – вам, ваше величество, три вопроса задать.

– Говори, – Любава отвечает.

– Ехал я намедни через поле. Всё его Горыныч пожёг, попалил. Детушек малых без хлеба оставил. Помоги людям. Не заслужили они такой несправедливости.

– А тебе какое дело до людей? – царица спрашивает.

– Как же? – Гаврюша отвечает. – Я тож человек. А человек человека понимать должен.

– Молодец, Гаврюша, – царица похвалила. – Поговорю с сестрой Горыныча, в подругах она у меня. Не будет он больше урожай палить. Вторая какая задача у тебя?

– В деревне одной непорядок. Люди, как с утра просыпаются, так мутузить друг друга начинают. Уже и сами устали, а остановиться не могут.

– Знаю такое дело. Под большим дубом в той деревне дубина закопана. дубину эту заговорённую надо откопать, да сжечь. Тут же вся напасть и прекратится.

– Спасибо, ваше величество!

И поклонился в пояс.

– Ну а третий какой вопрос?

– Послал меня батюшка за снадобьем молодящим, прошу – не откажи. Очень уж жалко видеть, как он от хворей страдает.

– Хорошо, – отвечает Любава. – Но одно условие у меня. Братья твои у меня в каземате сидят. Отпущу я их немного погодя, но ты их опасайся, не доверяй сильно-то.

И пошла снадобье принесла в туеске березовом. Положила ему в один карман это снадобье, а в другой карман обычную воду в хрустальном графинчике.

И домой отправила.

Едет Гаврюша, поспешает обрадовать деревенских. Дедушка его уже под дубом ждёт.

Обсказал всё Гаврюша, помог и дубину дедушке вырыть и сжечь, другим-то некогда было – дракой занимались.

Только они это проделали, как народ перестал руками-ногами махать, по домам разошёлся – работу делать, очень уж много работы накопилось.

Подъезжает Гаврюша к полю сожжёному. Смотрит – а там пшеница колосится – живая, не обугленная.

– Ай да молодец, Любавушка! – обрадовался Гаврюша. Все как надо управила!

Тут и братья его догнали. Без разговоров из седла сшибли, карманы обыскали. Туесок неприметный выкинули, а графинчик хрустальный забрали, чтобы батюшке предьявить. Коня Гаврюшиного тоже забрали.

Поднялся Гаврюша, туесок с молодящим снадобьем поднял и пешком пошёл.

Дома батюшка, из хрустального грфинчика попивши и ничего не получивши, приказал прогнать Дмитрия да Данилу с глаз долой.

Тут и Гаврюша подоспел. Попил царь из туеска, сразу силу молодецкую почувствовал да в пляс пустился от радости. Можно теперь и поплясать, коли не болит ничего.

Гаврюшу на царство поставил. И стал Гаврила-царь честно управлять – негодяям спуску не давал, хорошим людям – почтение.

Покинул Иванушка стольный город, где царские загадки отгадывал, и дальше пошел.

И попал он в страну дивную, где люди не разговаривают, а поют.

Удобно это. Захочет жена мужа отругать, а пока придумает какую мелодию для этого подобрать, уже и ругать не хочется. Потому как время на придумывание требуется, и вся злость проходит.

А правила в этом государстве королева Учелла.

Она сама дня без песни прожить не могла. Потому и остальных петь заставляла.

Так что и ребятишки малые, и деды старые – все по великому закону обязаны были петь, а не говорить.

Ох и трудно Иванушке пришлось в этом королевстве. Желает подойти хлеба купить – не тут-то было. Надо кумекать какими словами, да в какой тональности.

Дома-то окромя матушкиных колыбельных и не знал ничего. Сосед еще на гармошке частушки играл. Больше отродясь он никакой музыки не слыхивал.