Юлия Линде - Литеродура

В квартире затаился уютный печальный полумрак, как в норе. Я ещё ни у кого не видела на стенах тёмных обоев, только у тёти Симы. В маленькой комнате – тёмно-синие в вертикальную бронзовую полоску, в большой – бордовые, тоже полосатые. Почему-то большинство людей выбирают белые, бежевые, кремовые или розовые обои, а те, кто никакие не любит, красят стены в белый цвет: наверное, света не хватает. Полумрак разлюбили, а зря: в полумраке становишься задумчивее, мечтательнее, филосо… Философичнее? Философскее? Скорее, созерцательнее. Слово старинное, финтифлюшистое, букинистическое – «со-зер-цание», напоминает «зерцало», «зеницы», «зарницы» и прочие антикварные слова.

Занимались мы в большой комнате, которую хозяйка называла странным словом «зала».

Тётя Сима торжественно усаживала меня… нет, не за стол и не за парту, а за сек-ре-тер! Словцо меня впечатлило: то ли секрет в нём спрятан, то ли секретарь… Секретер открывался крошечным ключиком, шкаф превращался в стол, я доставала свою тетрадку… Конечно, первую тетрадь я выбирала в магазине сама. На её обложке не было ни цветочков, ни принцесс, ни щенокотиков, ни мультяшек… Купила я самую страшную, с дурацким уродливым гномом, потому что мне стало жалко оставлять его, одинокого, на полке: ведь ясно же, что никто такого некрасивого не купит, хотя изначально я шла за Русалочкой или Рапунцель.

Тётя Сима разрешала мне пользоваться всеми ручками сразу, а не только синей, каждое слово можно было писать разным цветом. Мне больше всего нравилась зелёная ручка с блёстками. Тётя Сима ненавидела тетрадки с готовыми заданиями типа «впиши ответ в клеточку» и с картинками, поэтому у меня была просто тетрадка, и больше ничего: иллюстрации и задания мы рисовали сами.

Буквы учили не по алфавиту, а вначале гласные, потом согласные, причём гласные у тёти Симы начинались не с А, а с Я.

– Женечка, прежде чем начать писать, следует разобраться, что такое Я, ведь почти все книги в мире посвящены этому Я.

Я – первая буква, которую я написала в тетради. Точнее, нарисовала.

– Женечка, на что похожа буква Я?

– На человечка. Вот голова, вот ноги у него.

В детстве мне казалось это самым важным – наличие ног и головы. Именно так я и рисовала людей – головоногами, почти колобками. Минимализм. Что-то в психологии говорится насчёт головоногов – типа в шесть лет это уже диагноз.

– Хорошо, рисуй. А ещё на что похожа?

– На петлю, узел с двумя хвостиками, на… фотик на штативе, который смотрит на тебя.

Потом была Ю, похожая на юлу, лежащую на-боку: в неё наигрались, и она отдыхает, довольная. Так мы учили алфавит. Тётя Сима не заставляла выводить закорючки и отдельные буквы, она была волшебницей, а такие люди всегда с приветом и ненавидят бессмысленный труд. Мы сразу начали писать слова, и они не были случайными. Первую пару слов придумывала она, а дальше я пыталась сочинить сама. Например, она: «Король улетел», а я: «У него много дел». Каждое слово я поначалу вымучивала, выцеживала по букве и, когда доползала до спасительной точки, чувствовала, что пропахала, как вол, целое поле. Впрочем, я никогда не видела, как вол это делает, так что лучше сравню себя с трактором.

Учиться читать я начинала с моих любимых стихов, которые знала наизусть, звучащие слова превратились в книге в тайные знаки, шифр или код. Незнакомые книжки я поначалу ненавидела читать самостоятельно, особенно меня тошнило от Тани, про которую заставляла читать бабушка В. Таня была роботом.

С любым адекватным человеком что-нибудь да происходит, но только не с Та-ней, её даже не было жалко, она ведь неживая, неживее игрушки, неживее картинки, неживее тумбочки – Таня была просто текс-том.

Потом я пошла в школу и тётю Симу, мою фею-крёстную, больше не видела никогда… Недавно мама сказала, что она умерла от онкологии примерно в тот год, когда я закончила первый класс. От тёти Симы у нас остался на память маленький сборник стихов. Она распечатывала свои сочинения дома на обычном принтере-тарахтелке, потом делала переплёт и украшала обложку всем, что под руку попадёт, – настоящий скрапбукинг. Вот только фамилии её и на обложке не было, просто Серафима Т. Возможно, «Т» означало всего лишь «тётя»…

Никто не издавал эти стихи и уже никогда не издаст, они умерли вместе со своим автором, утонули в информационном океане. Мы все в нём однажды потонем, как говорит мама, захлебнувшись слоганами рекламы, эсэмэсками, мемами, фанфиками, smm-продуктами, сериалами, поп-хитами, хештегами и прочей мишурой.