Елена Николаева-Цыганкова - Чехарда. Сборник стихов

Рассказывал Кузьме Василий,

Что красота в борьбе и в силе,

Что миром правят только силачи,

А если слаб ты, то сиди-ка у печи.

Василий кипятился, возражал,

Он говорил: взгляни на речку, луг и сеновал!

Он говорил, что сила – это вздор,

На красоту, он говорил, ты устреми свой взор.

Ты понимаешь, говорил Василий,

Всё, всё, что окружает нас, красиво:

Река, Мурёнка, мыши, даже люди.

Давай, Кузьма, добрее лучше будем.

Кто-то рыбу удит, а я —

Бестолковая, говорят, моя голова —

Листья в лужах ловлю,

Знаешь, я их люблю.

Я сушу их потом под ёлкой,

Я в хвою их кладу, под иголки,

Им тепло там и очень уютно,

А про меня опять: «беспутный».

Знаю, знаю давно про себя я,

Что глава моя то ли простая,

То ли просто худая, но вот стая,

Вчера надо мной пролетая,

Сказала, что голова у меня золотая…

Как ты думаешь, так бывает?

«Необыкновенно вкусные листики», – говорю хомяку,

А хомяк (хоть и маленький) закричал: «Смотри, что могу!»

И на полном разбеге, на полном бегу,

Подпрыгнул и сливы ветку пригнул к земле, в траву.

«Угощайся, – говорит, – Квокка, жуй вкусноту,

Приходи и завтра, посидим в саду».

Шарик подошёл ко мне скуля:

«Юля, милая, ведь не проходит дня,

Чтоб играть я не хотел как ты на фортепьяно,

Научи прекрасному ты хулигана».

– Смотри, – кричу я дяде Ване, —

Два тапочка шагают по дороге сами,

Не надо им ни ног, ни пассажира,

Ну кто ж их выбросил? Какой транжира?

А тапки суще золотые, с пряжкой,

В таких ходить бы нашей Глашке,

Видать, они пошли во двор к царю,

И тапкам я с улыбкой говорю:

– Вы, пара близнецов чудесных,

Скажите мне, мне очень интересно

Куда, да и зачем без путника идёте,

И не боитесь, что утонете в болоте?

И тапки, тапки, ведь не зря же золотые,

Ответили: – Нам не к лицу слова пустые,

Мы по делам идем своим, их много,

Вопросов нам не задавай, и нас не трогай.

Я тапкам всё же помахал вослед,

Они подпрыгнули мне радостно в ответ.

Мистер Ларсон – друг комаров,

Мистер Ларсон – болотослов,

Он исследователь, он учёный,

Болотною наукой увлечённый.

На болоте, что Вязким зовётся,

Лишь жук-Жуль над мэтром смеётся,

Говорит, что не надо большого ума —

Толковать про болотца и комара,

Сам же толком читать не умеет,

Но указывать на ошибки всем смеет.

Но случилось однажды так,

Что попал Жуль-жук впросак,

На болоте конгресс был комариный,

Там были мудрецы, и пиявки в тине,

А тема та была не по уму жуку,

И он ворчал и говорил «жу-жу-му-му».

Он не смеялся, он забыл слова,

И долго-долго у него болела голова.

Он разучился вроде бы летать сперва,

А уж потом о Жуле шла молва,

Что умничал он очень сильно,

Но это, право, не умильно —

Ведь жук и пары слов не мог связать,

Но всем советовал к нему бежать.

Коль спор научный у кого возникнет,

То жук во всё, во всё проникнет,

И трудную задачу разрешит легко,

Ведь знание его обширно, глубоко.

И говорили Жулю: «Умничать не надо,

Тебе бы научиться надо делу, ремеслу,

Ведь если ты и белая ворона, а не стадо,

То всё равно не стоит подобным быть ослу.»

Жил-был на свете великан,

Звали его крошка Ам.

Любил Ам поесть и попить,

Любил песни петь и шутить,

Но однажды, так бывает,

Захотелось крошке каравая.

Захотеть-то можно, а где взять?

И остановил великан свой взгляд

На елях, на солнце лучистом,

На озере синем и чистом.

«Эх, – Ам сказал миру, – я съем

Кусок облаков и с них крем,

А закушу крем лесным бисквитом,

Ох, буду я очень и очень сытым».