Александр Чечулин - Миры Меандры. Книга вторая. Геомена

Своей беззаботностью путешественники вызывали у Никиты какое-то странное чувство: будто время остановилось, и спешить было некуда и незачем. Ему было необъяснимо просто хорошо.

– Слушай, а где у вас можно переночевать? Ну ты понимаешь, раз мы не местные, то твоя помощь нам сильно поможет, – спросил Веня, видя доброжелательное к ним отношение.

Немного задумавшись, Никиту озарила мысль.

– Я поговорю с моим другом. Его зовут Алик, и он живет вон в том замке. В нем столько места, что там может поселиться человек двести и при этом не чувствовать неудобства.

День, казалось, никогда не закончится, но никто не обращал на это внимания.

Алик в это время был на семейном ужине и был очень рад, что его позвали к гостям – появилась возможность не употреблять несъедобные продукты питания, которые готовил их самый лучший повар-гурман.

Но он был очень удивлен, когда увидел пеструю компанию детей, а с ними Никиту. Алик непонимающе поглядел на своего друга.

– Ты понимаешь, это путешественники, и они не знают, где можно переночевать.

– А что, такие дети могут самостоятельно путешествовать?

– Они почти нашего возраста, и я тебе это потом объясню.

Они попали в большую комнату, где сам Алик и спал. И не потому, что не было места, а потому, что Алик старался сделать отдых гостей более комфортным. Он попросил принести матрасы. И это было последним, что путешественники помнили о сегодняшнем дне. И дальше все уснули, и хозяину комнаты не удалось их порасспросить. Зато Никита рассказал то немногое, что успел узнать сам.

Друзья находились на балконе, а Алик по своей привычке облокотился на массивные каменные перила и смотрел на заходящее солнце оранжево-малинового цвета. Из каменных ваз на стене ниспадали вьющиеся растения салатного цвета с белыми прожилками. Но сейчас все это окрашивалось в розоватый оттенок, а вокруг стояла тишина: утих ветер, замолкли звуки из города, и неслышно было птиц.

– А не могут они тебя вводить в заблуждение? – Алик повернулся на друга и внимательно посмотрел.

Никита задумчиво качался в кресле-качалке, но, к удивлению, не был печален из-за того обстоятельства, что не удалось попасть на тесты. Наоборот, он задумчиво улыбался.

– Когда ты с ними пообщаешься, то сам поймешь, что они не отсюда. То немногое, что я узнал, конечно, удивляет, но это точно не выдумка. Да и вообще, я смогу у тебя тоже переночевать? – Алик только пожал плечами, говоря, что оставайся сколько хочешь.

Гришке приснился ясный и цветной сон:

«Он шел по широкому коридору. Стены имели бордовый цвет, и на них висели картины в рост человека. Он подходит к одной из них: на ней изображен мальчик, стоящий спиной, в клетчатой рубахе в таком же широком коридоре, только стены имеют уже зеленый цвет. Гришка берется за край картины и открывает ее как дверь. Шагает в открывшийся проем и попадает в точно такой же, как изображен на картине, широкий зеленый коридор. На стенах висят картины. Проходит по нему, поднимается по широкой лесенке и попадает в круглую комнату. В камине горит огонь – он приятно ласкает теплом, а стол так завален всякой едой, что кое-что даже свисает с него. В окне виден арочный мост, идущий в рядом стоящую башню. На улице стоит белесая погода без солнца».

Никита проснулся тоже со странным настроением: будто вчера произошло в его жизни очень важное событие, какой-то перелом, который принесет ему много перемен. Он с удивлением обнаружил, что не чувствовал обреченную безысходность, к которой он уже так привык. Как будто перед ним рухнула стена, и образовался простор. Даже солнце, которое заглядывало в окно, светило по-другому в его другой – новой жизни. А все, что до этого момента было, всего лишь неудачный сон. Но причину этого настроения он понять не мог.

Утром Алик отвел всех на кухню, а дальше все произошло как-то само собой: детишки самостоятельно нарыли печенье, открыли банку варенья и с полными ртами пытались разговаривать друг с другом. Фразы разобрать было сложно, но они все понимали то, о чем говорили. Алик решил попробовать тоже, что все кушали. И вот он сам с полным ртом пытался выпросить у Малыша кружку с молоком. Он сделал открытие – оказывается, если едой набить полный рот, то вкус еды менялся, причем в лучшую сторону. Никто из детей не замечал, как за плитой проснулся тот самый повар-гурман, и сперва с удивлением, а потом и с умилительной улыбкой, наблюдал, как поедаются с аппетитом продукты. Он и поваром-то стал только потому, что любил наблюдать, как едят другие. Он притих и чуть дышал – лишь бы не вспугнуть столь трогательный в его жизни момент.