Фирдауса Хазипова: Морозята и Холодрыга

– Ах, зачем эта злость, жестокость? – думал он.

Все замечала Холодрыга. Как раздражал ее Морозик своей непохожестью на остальных!

В школе Холодрыги много слов не тратили. Она знала, как воспитывать таких…

Злой фурией она ввинтилась в Морозика. Раздался громкий треск. Искры посыпались из его глаз. Морозик рассыпался в воздухе сотней колючек, и каждая колючка жгла и кричала от боли. И все было боль. Одна боль, к которой примешивалось сознание несправедливости и бессилия.

Потом он будто окаменел. Все стало безразличным. Он медленно стянул свои колючки в форму изломанного круга. В центре его холодно, бесстрастно смотрели ледяные глаза.

Глаза Морозика становились выпуклее и высокомернее. И все больше появлялось в нем ожесточения.

Морозик жаждал вернуть миру боль, которую он испытал. От этой ненависти вернулись душевные силы. Зло трещали колючки. Как гнус в тайге, он искал в человеческой толпе незащищенные лица и руки. Вот женщина сняла варежку, поправить платок. Морозик стрелой ринулся к ней и …остановился.

На пушистом воротнике он увидел глаза. Да, это первое, что он увидел! Они смотрели на него с состраданием. Глаза были слегка вогнуты, окружающий мир вбирали в себя любовно и бережно, не искажая черт. Маленькими, беззащитными выглядели в них люди, обледеневшие деревья. И сам себе он показался слабым.

Что-то дрогнуло в глубине его снегоколючек. Но снова всплыла жестокая обида, от которой с не меньшей жестокостью хотелось сжимать холодом.

– Почему у тебя такие глаза? – высокомерно спросил он, кружа вокруг.

– Это у меня от слез. Нам нельзя плакать. Слезы выедают глаза и растапливают жестокость в морозятах…

Морозинка поднялась с воротника, брызнула в стороны ворохом крупных снежинок.

Что-то необычное было в ее облике! Эта загадка мучила Морозика, какое-то смутное ощущение давно забытого. Даже не ощущение, а смутное воспоминание шевелилось глубоко в колючках. Но что-то мешало этому воспоминанию выплыть со всей ясностью. Ему хотелось ухватить его за шкирку, вытянуть и отбросить, наконец, липкую паутину, которая мешала этому воспоминанию выбраться и прояснеть.

И вдруг он понял: от нее веяло непривычным и опасным теплом. Тем самым теплом, от которого морозята могут погибнуть. Но почему же он не бежит от него? Что с ним происходит, Морозик не понимал.

– А почему ты плачешь?

– Я не хочу всей этой жестокости. Мне жалко морозить зверей, людей, даже деревья, потому что все страдают от сильного холода. Ведь тепло радует всех. Разве не так?

Он почувствовал, что помимо его воли в углах глаз скапливается горячая влага и тает в сердце боль. Морозик плакал. Он плакал оттого, что он услышал созвучные своим мысли, что ему больше не хотелось мстить. Оттого, что сейчас он всех любил и с радостью отдал бы жизнь за глупых жестокосердных собратьев. Он плакал оттого, что еще может плакать, и что он любит губительное для него тепло…

Их снежинки смешались. Это было одно целое. И смотрели друг на друга две пары вогнутых потеплевших глаз. И похожи они были, как глаза брата и сестры, как глаза перестрадавших одной болью. Болью счастья и прозрения!

До них как бы издалека долетел шум города, потрескивание усердных морозят. К Морозику и Морозинке, гневно рассекая воздух, мчалась Холодрыга. Острый взгляд ледяных глаз выражал подозрительность. Чуяла неладное!

– Что возитесь? – скрипнула она. И ледяные колючки брызнули прямо в глаза морозятам. – Непонятно что? Объясняю еще раз…

Наставница с силой куснула человеку нос.

– Ой, холодрыга, – пролепетал тот онемевшими от мороза губами и потер нос негнущимися пальцами.

А наставница уже сверкнула колючками в другом конце улицы. Заползла под шубу и, перебирая колючими лапками, пошла гулять по спине.

– Ну и холодрыга, – проговорила девушка.

Перваши восхищенно смотрели на это воплощение зла: «Вот это да. Все ее знают».

– Мы должны быть жестокими, – отчеканила Холодрыга, приняв облик столба. – Иначе мы все погибнем. Или мы, или…

Она жестко затрещала от возмущения:

– Нет. Они… Как они смеют! Да я их в ледяной столб превращу!

Не сговариваясь, Морозик, а за ним и Морозинка ринулись в толпу людей, заметались среди пальто, сумок, валенок, цепляясь за одежду колючками.