Михаил Ляшенко: Из Питера в Питер

— Ты что? — плаксиво возмутился Ростик.

— Что тебя все на чепуху тянет. Сейчас мы Ларьке вставим фитиль...

— Ну? — не поверил Ростик. — А как?

Но быстро спрятал рогатку и потопал за Аркашкой.

— Жрать нечего? — на ходу бросил Аркашка.

— Брюхо подвело, — согласился Ростик, шаря глазами по унылому вокзалу. Миша только вздохнул.

— А мы достанем.

— Менять не на что, всё уж променяли. Или ты решился?.. — задохнулся Миша, уставясь на комиссарскую кожанку Аркашки.

— Меняют мещане! — гордо пояснил Аркашка. — Мы экспроприируем.

— Это как?

— Я вас научу. Возьмем, и все. Раз нам надо.

— Ого?! — обрадовался Ростик. — А Ларьке — шиши! Я перед ним нарочно почавкую, чтоб он обслюнявился...

— На всех достанем, — нахмурился Аркашка. — Пусть знают, кто такой Аркадий Колчин!

— И Михаил Дудин, — выпятил грудь Миша.

— Не то, что какой-то Ларька Ручкин, хоть он и хвалится, будто Зимний дворец брал...

Они вступили на рынок плечом к плечу. Миша старался не отвлекаться. Впереди шел Аркашка. Его комиссарская куртка и фуражка произвели впечатление.

На Ростика тоже поглядывали с опаской, хоть и по другой причине. Как только ребята увидели на прилавке большой кусок розового пахучего сала, Аркашка, бледный, решительный, грозно сверкая черными глазами, протянул руку, не торопясь сунул сало под мышку и проворчал:

— Как буржуйские излишки, экспроприируем... Да здравствует анархия!

Повернулся кругом и тем же твердым шагом двинулся на выход, в сторону эшелона.

Миша во всем подражал Аркашке, пробовал сверкать глазами, но Ростик не выдержал и по-глупому победно ухмыльнулся: знай, дескать, наших... Тут только тетка, которая продавала свинину и сало, голосистая базарная торговка, подрастерявшаяся от кожаного великолепия Аркашки и его загадочных слов, несколько воспрянула духом.

— Караул! Люди добрые! Режут! — завопила она. — Воры проклятые! Грабители! Да не дайте им уйти с моим салом! Да вон же они! Ворюги, дьявольское отродье!

Ростик, который, похоже, бывал в таких переделках и знал, что сейчас начнется, незаметно растворился в толпе. Но Миша не покидал Аркашку и, не сводя с него глаз, старался смотреть так же строго и независимо. На них лезли со всех сторон злобные морды, готовые не то что ругать или бить, а кусаться, как бешеные собаки. Но Миша не боялся, хотя и было страшновато. Ничего, рядом Аркашка, а там — ребята, целый эшелон...

— Ишь, ворюги, повадились!

— Питерское ворье, ученое!

— Мы не воры! — еще выше вскинул голову возмущенный Аркашка. — Мы не крали!

Сало у него между тем торговка выдернула и, на ходу выдав затрещину Мише, убралась восвояси, все еще вереща на весь базар.

— Не крал? — лезли к ним страшные рожи. — А чего же ты сделал?

— Мы — экспроприировали! — гордо объявил Аркашка.

— Чего-о? — вылупили на него глаза ближние, не в силах даже выговорить такое слово.

Только и это вряд ли выручило бы ребят... Миша увидел в толпе любопытствующих своего руководителя, Валерия Митрофановича, и так обрадовался, что забыл полученную затрещину.

— Валерий Митрофанович! — закричал он. — Это я, Миша Дудин...

Но странное дело — Валерий Митрофанович только что был, и недалеко, и тотчас же его не стало...

Уже потные, хваткие лапы брались за Аркашку и Мишу, и плохо бы им пришлось, но появились Николай Иванович и старшие ребята.

Николай Иванович заговорил таким строгим и насмешливым голосом, от которого в классе сразу становилось тихо. И здешние несколько поутихли. Пошумели потом еще, пробовали не отдавать Аркашку и Мишу, но тут Ларька Ручкин влез.

— Ладно, не отдавайте! — фыркнул он, размахивая руками. — Мы сейчас и остальных сюда приведем! Триста человек!

Пользуясь тем, что ближние призадумались, Аркашка, Миша и откуда-то взявшийся Ростик пошли за Николаем Ивановичем сквозь неохотно раздвигавшиеся рожи.

— Вот народ, а? — услышал Миша серенький и ровный голос Валерия Митрофановича. — На детей бросаются! Вот она, свобода...

И он пододвинулся к Мише и даже взял его за плечо, охраняя от нехороших людей, как обещал Евдокии Ивановне.

Когда выбрались к эшелону, Аркашка, все еще клокоча от злости и обиды, вытащил из внутреннего кармана кожанки последнюю, купленную им в Питере, газету.

— А это что? — хлопнул он по газете ладонью.

— А что? — ухмыльнулся Ларька. — Опять про твою анархию?

— Читай, если грамотный! — ткнул ему Аркашка в нос газету и, не дожидаясь, сам прочел: