Александр Хвостов: Мой самый любимый человек

Шёл второй день, как я валялся с простудой. Жар, ломота в костях, головная боль… Словом, была масса «приятных» ощущений. Всё это и огорчало меня, как человека активного (как отец говорит, с пружиной в пятой точке), потому что я физически не могу не то что лежать, сидеть на месте дольше пяти минут, и в тоже время немного радовало, потому что в этот момент рядом со мной мои родные, чьё внимание, забота, тёплое слово или улыбка куда приятнее противных таблеток. Впрочем, моя болезнь причиняла мне огорчение не только тем, что выбивала из нормального ритма; она лишала меня счастья поехать в эти выходные с домашними на вокзал, чтобы встретить поезд, следовавший из Владимира, в котором ехал мой самый любимый человек: моя тётя – Вера Владимировна Лисичкина. Хотя, сколько помню себя, я всю жизнь называл её Верой. Тётей Верой никогда. Просто частенько слышал, как её и мама, и папа в общении звали, ну, и прилипло мне к языку лишь имя. А со словом тётя оно прилипать ну никак не желало. Так с тем все и смирились. Вы бы знали, как я обрадовался, прочтя в Интернете письмо, в котором Вера писала, что она скоро приедет! Я ждал этой встречи, всю неделю готовился к ней, мечтал, как обниму и поцелую свою родственницу и первую подругу, как подарю ей её любимые красные розы… И тут всё на смарку. Так что пришлось мне дожидаться мою тётушку с родителями, которые поехали встречать поезд, в кровати. От вокзала до нашего дома, наверно, с полчаса пути на машине при нормальном движении. Но тут время моего ожидания растянулось ни на полчаса, ни на сорок и даже ни на пятьдесят минут. Ощущение было, что это коварное время, зная то, как мне плохо и одиноко, решило меня подразнить, как хозяин дразнит кошку куском мяса, чтобы та за ним потянулась. Наконец силы мои иссякли и я заснул. И приснилось мне, что лежу я не в постели, а на морском берегу, слушаю шум прибоя, вдыхаю свежий бриз и наслаждаюсь теплом летнего солнца. Но помимо берега, моря и солнца увидел я в этом сне, как ко мне подошла одна молодая и красивая женщина. Она тихонько опустилась на песок, улыбнулась, провела своей рукой по моим волосам и оставила на моей щеке два своих спокойных и нежных поцелуя. А потом ушла. Знаете, мне её улыбка, прикосновение и поцелуи показались какими-то знакомыми, даже родными… Сколько времени я проспал – не знаю, но когда проснулся, в моей комнате по-прежнему царила тишина. Неужели их ещё нет? – с тревогой подумал я. Вот это шутки! Тут я забеспокоился и решил уж, было, звонить своим, но именно в этот момент мне очень захотелось пить. Думаю, сейчас схожу попью, а после выясню, где их всех нечистая носит. Едва выхожу я из своей спальни, как слышу доносящийся с кухни разговор. Слава тебе, господи! – думаю уже с облегчением и, перекрестившись, даю ходу на кухню. В это время я встречаю отца в коридоре.

– Проснулся, Алёша? – спросил он меня.

– Ага. – говорю ему я, уже будучи не в силах сдержать моей выкипающей радости.

– Ну, иди-иди, обними свою любимицу! – сказал мне отец, увидев мою улыбку, которая при своём появлении занимала ровно половину моей физиономии.

Я продолжил свой «полёт» в сторону кухни. Приближаясь к конечному пункту в квартире, я вижу, что Вера сидит ко мне спиной. Думаю, так, сейчас я ей сделаю сюрприз. Спокойно подхожу к ней и говорю:

–девушка, к вам можно за столик?

Как она начала хохотать! И смех её был звонкий и весёлый, как первый дождик.

– Молодой человек, вам ко мне за столик не можно, а даже необходимо!

Я сел с ней рядом и мы обнялись.

– Что ж это ты, мой хороший, болеть решил? – спросила она, глядя на меня своими большими серыми глазами.

– Зато какая польза: вон, сколько сразу любящих тебя родственников появляется! – в шутку отвечаю ей я.

И опять раздаётся хохот на всю кухню. Только уже к смеху Веры добавился смех отца и мамы и я побоялся, что наша маленькая, но такая уютная кухонька просто разрушится, не выдержав таких звуковых волн.

– А ты как надолго к нам? – спросил я Веру.

– Да пока не выгоните, – таким же шутливым тоном ответила мне она.

Мне стало так хорошо, что я и забыл про своё иссушённое жаждой горло.

И вспомнил о нём лишь тогда, когда мама меня спросила, буду ли я пить чай. Я ответил согласием.

– Вера, – обратился отец, – а ты, может, коньячку выпьешь?

–А с удовольствием! Наливай! – сказала Вера.

И хотя моя тётушка не была заядлой любительницей спиртного, но если у неё было настроение, могла себе чуть-чуть позволить. Вот мы все сели за наш круглый стол, Вера подняла рюмку и спросила: