Наталья Гаврикова - Фея Сиреневый Глаз

Летучая мышь зашевелила чёрно-золотистыми широкими кружевами. У Сивиллы появился розовый мелок, – она начертила экран на стене, и увидела Махаон изящные башенки своего королевства, на пике театра кукол появился петушок с флажком, и раздался звон колокольчиков.

Кукольники: сверчки, стрекозы и кузнечики – открыли занавес. Кукла Катрин, с розовыми щеками и черными волосами, поклонилась публике. Началось действо. Сивилла и Махаон заметили, что слишком вызывающе ведёт она себя во время спектакля, словно ей не нравится, что её дергают за веревочки сзади. Было видно, что Катрин надоели и сцена, и глупые кукольные личики. В глубине своего ожившего сердца она стала завидовать самой Махаон, которой никто не посмел бы управлять.

«Это она, это она!» – вскричала знаменитая балерина и тут же улетела.

А на душе у Сивиллы стало тревожно, понравилась ей маленькая прехорошенькая куколка, которая будет изгнана на произвол судьбы из самого лучшего королевства.

Однажды ночью, когда опять началась гроза, и на чердаке стало страшновато и холодно, в мутное окно паука Иннокентия постучали. Снова к нему влетела старая летучая мышь, которая держала за руку прелестную маленькую куколку, на чёрных локонах которой сияла золотая маленькая корона.

«Вот, – сказала умудрённая опытом советчица Сивилла, – эту маленькую красавицу я возьму себе в помощники. Пусть учится всему тому, что знаю я, пусть помогает всем голодным и больным, всем, кто нуждается в совете. Внутри моего дворца пусть будет у неё свой кукольный дом-театр. Катрин станет мудрой и доброй, к ней потянутся артисты-куклы, и все обитатели нашего двора наконец-то каждый вечер будут смотреть сказочные представления. Я верю в живую душу этой черноглазой феи».

Тут и сказке конец!

Кто-нибудь слышал, как падает рассветный луч в маленькую хрустальную вазу, украшающую туалетный столик? Эту тонкую солнечную ноту «Ля». Может быть, только маленькому мальчику Гане, который родился композитором, удалось своим особенным музыкальным слухом воспроизвести неуловимое. Нотный ключ открывал для него доступ ко всему таинственному, чудесному, сказочному.

Однажды, широко распахнув окна в сад, мальчик наблюдал за жизнью цветов. Вдруг его внимание привлекла пёстрая, очень большая бабочка, с необычным рисунком крыльев, напоминавшим сиреневые глаза. Она присела на стройный тюльпан. И тюльпан и бабочка стали одним целым. В ауре цветка, тёплой, сияющей, не были теперь различимы ни крылья бабочки, ни лепестки, а проступили очертания прекрасной танцовщицы. Это обрела жизнь Фея Сиреневый Глаз. Словно нехотя, распустились над головой её руки в медленном мелодичном танце – и, отягощённые изображением бурного цветения, опустились вниз. Потом танцевальные движения феи слились в гармоничный рисунок непосредственного чувства. Это был танец звуков, и мальчик-композитор страстно внимал таинственному ритму. В сердце Гани зарождалась музыка – и он сел к роялю. Создалась музыкальная композиция, а клавишный ряд стал чертой, за которой начинался волшебный мир фей.

Ганя играл настолько самозабвенно, что бабочка в саду сама не заметила, как отделилась от тюльпана и впорхнула в широко раскрытые окна, розовые от музыкальных волн. Она увидела маленький столик и присела на вершину хрупкой вазы. Бабочка напоминала экзотический цветок. От лёгкого движения её крыльев по стенам заскользили золотистые полоски света – и Ганя обернулся. Он протянул правую руку к волшебнице-бабочке, и она, мягко взмахивая узорчатыми крыльями, села на указательный палец мальчика. Ганя встал и направил руку с бабочкой ближе к свету. Он увидел в рисунке узора не только сиреневые глаза, но и преображённый мир: крошечную радугу, свернувшуюся кольцом, цветочек-звёздочку, и даже божью коровку в облаке. Вдруг крылья мигнули – и бабочка с сиреневыми глазами упорхнула в глубину сада. Она опять присела на любимый тюльпан и слилась с ним в одно целое. Фея и тюльпан превратились в лёгкую, неподвластную созерцательному анализу, танцовщицу.

Ночью Ганя долго не мог уснуть и подошёл к окну, чтобы посмотреть, спит или не спит волшебница. Нет, она не спала: мелодичным рисунком плавного танца очерчивала свою лунную фантазию, и спящие цветы кивали головами во сне. До самого утра мальчик восхищённо наблюдал танец феи-цветка. Таким образом, жизнь композитора стала сказочной: утром и вечером он созерцал самое удивительное создание природы – Фею Сиреневый Глаз. Но не только добрые глаза мальчика следили за восхитительной феей. Так же за ней наблюдали из маленького чердачного оконца тёмные, отпугивающие глаза злой старухи Тоски. Убежищем Тоски был чердак, на который трудно и боязно подниматься по скрипучей, жалобно стенающей лестнице. На маленьком сломанном столике лежала толстенная-претолстенная книга Тоски, в которую она записывала несбывшиеся надежды людей, живущих в доме Гани, и их предков. Тоске очень докучало прелестное видение утончённой танцовщицы-феи, наполняющей благоуханием сад, и она начинала забывать саму себя, когда вслушивалась в сотканную из нежного чувства музыку Гани, ведь эта музыкальная фантазия утверждала возможность любви и счастья.