Елена Стриж - Цветные голоса

Она не в обиде на брата. Ну позлилась, бывает, свое он уже получил. Даже стало его жалко. Наверное, больно? Что-то зудило в груди. Она быстро расстегнула рубашку, схватила платье и стала натягивать его на себя.

И все же тогда что-то произошло. Что? Вера Степановна закрыла папку с новыми договорами, завтра разберется, устала, да и не до того.

Она долго вспоминала тот случай. Ее удивляло то состояние в душе, стыд, страх и почему-то думала о фотоаппарате. «Странно все это, странно», – говорила она сама себе. И когда вечером все были в доме, Вера тайком вышла в коровник. Покрутив головой и прислушавшись к голосам, быстро сняла с себя одежду. И опять страх и стыд, опять это щекочущее в груди состояние, от которого дух захватывало.

– Ну все. На сегодня все.

Вера Степановна встала из-за стола, взяла сумочку и быстрой походкой покинула свой кабинет.

Любовь рождает новую жизнь, а эротика – представление о ней.

– Что уставился? – возмутилась Света и показала мне язык. – Не видел?

Нет, она так-то ничего, даже очень, когда есть настроение, то даже добренькая, может дать почитать что-то из своих книг. А раньше, ну, когда я был чуть поменьше, лупила Витьку и Женьку, это придурки с соседней улицы. Приходили к нам и, прогоняя мелочь с площадки, часами качались на качелях. А потом у них появилась мода ловить таких как я и вышибать мелочь. Вот тогда Светка и отлупила. Сперва Витьку, а после, для пущей важности, и Женьку. Это, правда, им не мешало охотиться за мной. Но они стали озираться и побаивались меня трогать.

– Что, опять побежишь к сестре?

– Опять плакать будешь?

– Тебе девчонкой надо быть.

Они шли рядом и выкрикивали всякие обидные слова, но трогать боялись. Тут главное, не обращать на них внимание, трудно, когда тебе такое говорят. А после я представил, что они в банке, да, именно в банке, как рыбки. Я тут, а они там внутри, и мне сразу стало так легко, и наплевать, что болтают. Вот так и жили.

– Ну, что уставился? Мам, он на меня пялится.

И чего это я на нее уставился, будто не видел раньше. Нет, не видел, не такой. После кладовки Светка стала иной. Она взяла вилку и сделала вид, что протыкает меня, словно я воздушный шарик. Такая серьезная, а ведет себя как ребенок. Почувствовал, как на моем лице появилась улыбка, она снова показала мне язык и принялась за свою еду.

Утром ко мне пришел Макс, он живет через три дома, вместе ходили в детский садик, вместе пошли в школу. Наверное, он самый лучший друг, часто оставался у него на ночь, а он у меня. Но сегодня моросит дождь, и мы целый день проторчали в доме. Не знаю, как так получилось, но тихо запущенный мяч улетел прямо в открытый сервант и… Думаю, не стоит говорить, что произошло и что началось. Разбитая посуда посыпалась, отец грозно указал Максу рукой на дверь, а меня, как щенка схватив за ухо, заперв кладовке. «Больно же», – возмущался я и злился на отца, что он со мной как с мальчишкой, а я уже взрослый. Ну, почти взрослый.

Ухо болело. Но обидно было не за это, а за то, что отец сделал это при Максе и Светке. Я как в детстве надулся, залез на ящики и, скукожившись, стал злиться. Лишь только спустя час остыл и стал понимать, что я был не прав. Но обида осталась, так тоскливо, хотелось все исправить, но разбитую посуду не склеить. Поскребся в дверь, никто не открыл.

– Они там что, забыли про меня?

Я уже не один раз сидел в этой кладовке, раньше боялся ее, тут темно и пахнет пылью. Знал каждый ящик, что и где лежит. Минус в том, что лампочка включалась в коридоре. Вот и сидел в темноте, вспоминая, что тут. Раньше папа хотел использовать его как шкаф для одежды. Кладовка находилась на втором этаже, между Светкиной комнатой и маленькой библиотекой. Но мама отказалась, сказав, что ей хватает своих. Вот с тех пор сюда и стали сносить всякий хлам, будто сарая мало.

– Але, я тут.

И тихо постучал по дверце, но папа, наверное, на первом этаже, Светка не решиться открыть, а мама, похоже, убежала, то ли в магазин, то ли ктеть Вере.

– Ну и ладно.

В очередной раз обиделся я и постарался рассмотреть сквозь щель в двери, что происходит на воле. На улице было все так же хмуро, наверное, это меня и успокаивало, какое дело, где сидеть. В комнате или тут. Перетащив несколько тяжелых ящиков и положив на них матрац (его мы доставали, если Макс оставался у меня), я сделал что-то вроде кровати, лег и посмотрел на слабый свет, что проникал в щели. Только теперь я заметил, что щелей было много, а ведь там, со стороны библиотеки, их не видно. От нечего делать я прильнул к оной из них, но ничего интересного не увидел. Ну, противоположная стена, из второй щели вид был не лучше, только часть шкафа.