Николай Шолохов - Прыгай. Беги. Замирай

Однажды, когда он вместо школы в одиночестве блуждал по району, к нему подошёл незнакомый парень:

– Эй, пацан, мелочугой не выручишь?

«Пацан» покопался в карманах и сунул парню десять рублей, от чего тот сразу заулыбался:

– Спасибо, братишка.

Дима порадовался, что так быстро прошёл путь от «пацана» до «братишки», и собрался уже уходить, но парень внезапно добавил:

– Слышь, а я тебя знаю. Ты из двенадцатого?

Дима кивнул.

– Кипиша знаешь?

Дима покачал головой.

– Ты чё, язык проглотил?

– Не-е-ет. Не з-знаю.

– А-а. Ну ладно. Спасибо за монету, даром не пропадёт. Слушай, раз ты местный, приходи к нам на пятачок в шесть. Там и Кипиш будет.

Дима кивнул.

– А я – Белый. Ну, бывай.

Вот так и получилось, что Дима от скуки пришёл к «пятачку». Это было что-то типа дворика со скамейками, где тусовались подростки со всего района. Стены домов, испещрённые граффити и тэгами, отлично гасили любые звуки, скамейки и обрезанные чахлые тополя обеспечивали уют, а три сквозных прохода – возможность при случае драпануть. Идеальное место.

Белый стал личным Диминым гидом в этом новом захватывающем мире. Он был старше всего на три года, а выглядел так, словно ему стукнуло тридцать. На его массивном черепе с редкими белёсыми пятнами вместо волос виднелись подозрительные отметины. У него были чёрные ногти на руках, самодовольная ухмылка, а на левой щеке – рваный шрам. Говорил он громким хриплым голосом и постоянно похабничал.

Его дружки тоже были ребята не промах. Иногда они отлучались в подъезды, а когда возвращались, то на их губах играла глупая улыбка, речь ускорялась, а зрачки напоминали два тёмных пустых колодца. Этим парням и девушкам далеко было до совершеннолетия, но развлекались они совершенно без тормозов.

Диму воротило от алкоголя. Наблюдая за тем, как отец каждый день напивается, он поклялся себе: «Ни за что на свете не стану таким же». Но вот сигарета скоро стала для него естественным продолжением руки. Дима и сам не заметил, когда успел так привыкнуть к маленьким оранжево-белым палочкам. Из-за этого он чувствовал себя слабаком, но остановиться уже не мог.

Он всё чаще ходил «потусоваться» на пятачок и всё реже удостаивал своим присутствием школу.

В школе его никто не понимал. Единственным местом, где он не замыкался в себе, стал физкультурный зал, а единственной отдушиной – бег. Это приносило спасительную пустоту. Но стоило Диме остановиться, как его засасывала Зона Отчуждения. Друзей в школе он завести не сумел. Даже его соседка по парте за несколько лет едва ли сказала ему пару слов. Он был обречён стать изгоем.

А вот с проблемными ребятами на «пятачке» сойти оказалось нетрудно. Они сами были изгоями и поэтому сразу угадали в Диме родственную душу. Правда, он ни с кем не откровенничал. Даже если бы захотел, не смог. Дима молчал, скалился над очередной сальной шуткой Белого, целовался с пьяными девицами из двора и курил сигарету за сигаретой, всматриваясь в беспросветное небо, на котором едва ли можно было разглядеть далёкие звёзды.

Stop! Стоп!

Acceleration. Ускорение темпа.

Эскалатор уносит цепочку людей всё ниже и ниже. Эта станция считается одной из самых глубоких в мире. Дима откидывает со лба упавшую прядь волос и морщится от воспоминаний. Вся эта круговерть случайных сцен напоминает безумие.

Резкий выкрик слева – пьяный спор между плечистым таджиком и небритым мужиком в спортивных штанах.

– И чего будет??? – орёт мужик.

Freeze! Замри!

– И где ты был??? – орёт невменяемый отец, когда Дима вваливается в прихожую, еле-еле держась на ногах.

В тот день они с ребятами сидели у одного товарища на квартире. Там Дима попробовал кое-что новое. Под смешки парней он вдохнул глубоко – и вначале не почувствовал ничего, но затем это началось. Сперва он ощутил небывалую лёгкость и уверенность в себе. Казалось, весь мир, словно наливное яблочко с дерева, вдруг подкатился к ногам, ожидая, когда у парня наконец хватит решимости его подобрать. Всё стало так просто, понятно. Планы казались легко осуществимыми, а дорога жизни ясно расстилалась впереди. Оставалось только сделать первый шаг… Но вдруг закрутились-завертелись мрачные набережные, оранжевые огни и тёмные переулки, бесконечные разговоры обо всём и ни о чём сразу, обрывки фраз, откровения… Всё это кружилось в зловещей пляске, а Дима зачем-то шёл всё дальше и дальше.

В конце прогулки на его лице застыла глупая улыбка. Ему казалось, что он понял всё на свете, хоть он и не мог припомнить ни одного слова, ни одной мысли из своих ночных прогулок.