Дарья Щедрина - Однажды в тридевятом царстве

…Они перешли дорогу и оказались прямо напротив крепости. Стёпка замер, засмотревшись: две чудом сохранившиеся квадратные башни из пепельно-жёлтого камня и стена между ними с узкими прорезями бойниц под шатровыми крышами. В крепость вели высокие, из потемневшего дерева ворота, где располагался краеведческий музей, о чём свидетельствовала надпись на воротах.

К воротам через мостик вела дорожка, но отец направился мимо неё, свернув на узкую тропинку, неприметно огибавшую крепостную стену слева вдоль берега речки – небольшой, заросшей камышами и кувшинками. На другом берегу теснились частные владения с небольшими деревенскими домиками посреди огородов. А вправо уходил крепостной ров (вернее, то, что от него осталось), совершенно заросший высокой травой.

– Эй, чего застыл?! – окликнул его отец, и Стёпка побежал за ним следом по тропинке, привычно любуясь каждым отцовским движением – упругим и отточенным, словно поступь молодого и полного уверенной силы дикого зверя.

Тропинка огибала башню и шла дальше, мимо полуразвалившейся стены. И чем дальше от башни, тем ниже были развалины и больше камней грудами валялось у подножия. Вскоре стена закончилась, сравнявшись с землёй, и даже камни, бывшие когда-то частью стены, тоже закончились. Перед отцом и сыном лежала ровная площадка, образующая нечто вроде мыса в месте слияния маленькой речки-притока и большой реки. Справа, в отдалении, громоздились развалины крепости, а за рекой сплошной зелёной стеной шумел лес.

– Ну, как тебе место? – спросил отец, широким жестом обводя пространство вокруг. – Вот здесь я и построю дом. А тут будет причал для катера. Представляешь, сынок, какая будет рыбалка?!

Он обнял Стёпку за плечи и притянул к себе. На губах его играла мечтательная улыбка.

– Пап, но это же территория крепости… – неуверенно произнёс Степан.

– Ну и что? – усмехнулся отец. – И разве это крепость? Так, рухлядь какая-то. Видишь, всего две башни сохранились, да и те скоро рассыплются. Мы тут место себе расчистим и построим небольшой домик специально для рыбалки, на самом берегу. Хочешь – рыбу лови, хочешь – купайся… Представляешь: с утра пораньше выбегаешь из дому и прямо в речку – бух! Вместо утренней зарядки… Переплыл реку на катере или лодке, и – в лес на охоту или за грибами… Будешь со мной за грибами в лес ходить?

– Угу… – промычал неуверенно Стёпа.

Идея отца казалась ему странной, он чувствовал в ней некую неправильность, но не мог понять, какую. Полуразрушенная крепость походила на великана из древних сказаний – израненного, потерявшего в битвах за Добро руку или ногу, да так и оставшегося лежать на поле боя. Картина, где пепельно-жёлтые стены гордо возвышались на фоне синей воды и зелёного леса, была совершенна, и мальчик чувствовал интуитивно, что любое вмешательство – в виде нового дома или даже катера – непоправимо нарушит эту гармонию и совершенство.

Степан привык считать отца всегда и во всём правым, но сегодня впервые засомневался в его правоте. Он промолчал, запутавшись в новых и пока смутных ощущениях, которые силился, но не мог облечь в слова.

Постояв на месте своего будущего дома ещё немного, мужчина и мальчик направились обратно к машине.

Иванка вскинул правую руку и быстрым, выверенным движением выхватил из висевшего за спиной колчана стрелу. Прислонившись плечом к стенке бойницы и поднимая тяжёлый боевой лук, отрок взглянул на медленно текущую в знойном мареве реку.

По реке в окружении солнечных бликов, резвящихся в мелких волнах, плыла лодка. Митрофан, один из воинов княжеской дружины, не торопясь, даже как-то лениво пошевеливал вёслами, и при каждом движении было видно, как на его плечах под закатанными рукавами рубахи перекатываются мощные бугры. В ногах гребца, на корме лодки, замер мешок с песком – та самая движущаяся мишень, в которую, по приказу воеводы, надо было всадить три стрелы подряд.

Иванка поднял лук и прицелился.

– А что это Митрофан в одной рубахе, без брони? – раздался удивлённый голос Фрола из соседней бойницы.

«Оттягивает время…» – подумал Иванка о товарище и недовольно нахмурился, но лук опустил.

– А это, отрок, – загремел за их спинами густой бас воеводы, – чтобы ты промахнуться боялся. Не захочешь ведь подстрелить дядьку Митрофана, что учит тебя, неслуха, уму-разуму?

Вдруг лодка, послушная сильным и резким движениям рук гребца, рванула вперёд с такой скоростью, что в груди Иванки заколотилось сердце. «Не успею!» – мелькнуло в его голове, но рука уже натягивала тетиву, а острый взгляд вцепился в мишень.