Никита Горшкалев - Бенгардийская история

Прабхакар носил повязку другого цвета – зелёного, потому что давно окончил школу, а все взрослые бенгардийцы, за исключением стражников и королевской семьи, носили зелёную набедренную повязку. Повязка волнисто спадала с узких, зажатых плеч Прабхакара.

Сын клюнул отца поцелуем в щёку, и тот полуобернулся, не открывая глаз, но взамен одарил сына щедрой и полной любви улыбкой. Чтобы не отвлекаться от работы, отец попросил сына налить ему в блюдце воды. Но Ананд спешил: он искрой поднял в воздух кувшин, перестарался и наклонил кувшин слишком резко, рывком, – вода полилась через край блюдца, прямо Прабхакару на лапы. Прабхакар дёрнулся, мазнул краской по цветочному узору, и весь его труд пошёл насмарку. Ананд испугался, забыл про искру – кувшин грохнулся на стол, разбился, окатив отца с сыном водой. Сын засуетился вокруг отца, бесконечно извиняясь, но отец убедил сына, что ничего страшного не случилось, и, успокоив, отправил в школу.

Ананд выбежал на улицу, шумно выдохнул, высушил себя искрой и кинул взгляд на королевский дворец. Как известно, у каждого королевства должен быть свой дворец, а Бенгардия была пусть и маленьким, но всё-таки королевством: когда-то давным-давно в базальтовых столбах, помнящих ещё первое бенгардийское племя, тигры выбили искрой ходы, а потом – галереи, залы, покои. Теперь же на столбах, отделанных чёрным камнем обсидианом, раскинулись висячие сады, качались, как змеи, лианы. А между листьями и цветами золотом переливалась на солнце бенгардийская вязь – письменность народа Бенгардии – причудливая и затейливая, похожая на то, как спутываются корни у одуванчика. А ещё вязью был помечен лоб каждого бенгардийца: этот корень одуванчика, бледно-жёлтый, еле видимый, покрывал синюю звезду с тридцатью шестью лучиками, а один из лучиков, если приглядеться, был надломлен.

Почти у самой вершины дворца, на его переднем и заднем фасаде, прободая его насквозь, поднимались два золотых рога, вроде охотничьих. Внутри дворца они соединялись узенькими и крошечными лабиринтами, и, когда в них задували ветра, по всей Бенгардии раскатывался трубный вой – смесь звуков из кошачьего мурчания и урчания кита.

Казалось, какой-то великан с тонкой душой задумал собрать какую-то фигуру типа треугольника, но так и не закончил её и сложил дворец из столбиков, где один столбик был выше другого, и расставил их – как гроссмейстер ставит на шахматную доску ферзя – изящным движением своих великаньих пальцев.

Ананд плотно закрыл за собой дверь, чтобы никакие звуки не отвлекали отца от работы: ни чудесные, ни внезапно громкие и оттого ужасные. Напряжённый труд Прабхакара требовал полного сосредоточения, а без внимания, как ни старайся, искру в себе не разожжёшь. И тигрёнок так бы и побежал дальше по своим делам, если бы не увидел на двери выцарапанную когтём надпись: «Жилище Кузнечика». Он догадывался, кто мог нанести это оскорбление, и стиснул от негодования зубы.

Разумеется, в кузнечике самом по себе не было ничего оскорбительного. Но «кузнечиком» когда-то прозвали его отца двое местных задир – Акил и Фар, двое братьев, старшие ребята, которые обучались в другой школе – школе искусного овладения искусством искры и боевыми искусствами. Прозвали за то, что Прабхакар в своей зелёной повязке, из-за его нескладного сложения, странной походки как-то вприпрыжку и вечного весёлого и мечтательного стрекотания себе под нос очень походил на кузнечика. И, чтобы проверить догадку, Ананд приложил лапу к надписи, закрыл глаза и увидел сначала неразборчиво, а спустя мгновение совершенно чётко и ясно – две голубые ниточки, похожие на те, из которых вяжут шерстяные свитера, – незримые связи. Незримые связи были тем умением, что приобретаешь сразу, как только подчинишь себе искру, – этакая основа основ.

И, не раскрывая глаз, Ананд побежал по нитям, вдыхая рыбий дух – это взрослые возвращались с рыбалки с уловом. Его нос раздразнивала рыжая, кирпичного цвета пряность, которую несли на своих прогнувшихся спинах в корзинах стайки тигриц (он видел их выгнутые оврагами спины, хотя в эту минуту не видел ничего!); он слышал, как на их головах плещется в кувшинах вода, слышал позвенивающий жеманный смех беспечно прогуливающихся молодых тигриц и бряцанье доспехов королевской стражи. Почувствовал, как ветер, подхватив песок из-под лап резвящихся совсем ещё маленьких тигрят, швырнул песок ему в мордочку – пришлось умываться на бегу.