Иван Белогуров - Шаман Байкала. История волонтёра

Человек привыкает ко всему. К громадному шуму, превышающий всякие нормы. К невыносимому запаху краски из малярного цеха, где женщины старятся в два раза быстрее. К производственным травмам на местах. Говорят, если у токаря/фрезеровщика все пальцы на месте, значит, он еще не работал на заводе как следует. Даже у профессионалов своего дела не хватает пары пальцев на руках. Сварщик Макс, молодой парень лет 25 уже имеет проблемы со здоровьем из-за «вредности работы», за которую когда-то платили неплохую надбавку к зарплате и пол-литра молока в день. А сейчас правительство Москвы издало указ о защите экологии и выведении предприятий тяжелой промышленности за пределы города. Это значит одно: всё остаётся на своих местах, а рабочим урежут их премии, потому что по закону здесь нет «вредного производства» угрожающего экологии .

Наверняка спросишь: а где профсоюз и борьба за права трудящихся? Об этом отлично рассказал мне слесарь Альберт. На заводе есть профсоюз, куда добровольно-принудительно записывают каждого рабочего, чтобы из его кармана ежемесячно забирать 1% от зарплаты. И знаешь, на что идут эти деньги? Боюсь, об этом никто не знает, единственное, как ты можешь реализовать эти деньги, так это взять новогодний подарок своим детям (смесь различных конфет, упакованных в праздничную картонную упаковку) или взять путевку в санаторий от завода по хорошей скидке. При средней зарплате, рабочий отдает ежемесячно почти три сотни рублей, подарок ребенку на Новый год стоит примерно столько же. Недельная путевка в санаторий на Черном море от завода будет обходиться в десять тысяч рублей только на одного тебя, на остальных членов семьи она не распространяется. И как вишенка на торте, профсоюз не защищает права рабочих, как это было задумано, а встает на сторону директоров предприятия. Иначе, зачем кусать руку кормильца?

Получается, кастрировали некогда могучий орган, когда-то защищавший права рабочих.

В обед время как будто замирает. Свет потушен, слышен лишь однотонный свист остывающего станка. Доделав работу, выключив и убрав станок, я с друзьями бреду в сторону столовой, попутно собирая других практикантов из нашего колледжа. Проходя через цеха, подмечаю все новые детали, как будто сейчас не 2018, а 70-е года прошлого века. Плакаты с Лениным, лозунги с призывами работать не покладая рук, оборудование 70-80-х годов, доска почета с фотографиями цеховых мастеров и технологов, даже посуда в столовой – все из далекого советского прошлого. Как будто время здесь остановилось, по-прежнему слышатся разговоры старых токарей о «проклятой Америке, которая только и хочет нас уничтожить», о заговоре олигархов (плохие бояре, царь хороший), о геноциде русского народа и о том, как поднимается с колен наша страна по сравнению с «девяностыми».

Здесь явно не хватает иллюстрации фабрики Викторианской эпохи с детьми, работающими по двенадцать часов. С покалеченными рабочими, брошенными на произвол судьбы и тоннами дыма и гари, летящие в небо из жерла фабрики. Прошло около 150 лет, а люди мыслят так же. Если и есть машина времени, то она явно здесь. Рабочий до сих пор считается только шестерёнкой в огромном механизме, построенном для нужд государства. А, как известно, незаменимых шестерёнок не бывает. Сказки про карьерный рост можно слушать сколько угодно, но ты вряд ли можно подняться высоко, и дело тут не в начальстве. Скорее, в этом виновата окружающая действительность, которая топит человека, несмотря на его амбиции и стремления. Не успеешь и глазом моргнуть, как окажешься за столом с бокалом дешевого пива в компании своих коллег, которым уже ничего не нужно от этой жизни. Лишь бы получать зарплату, выпрашивать премию и дождаться нищенской пенсии в 65 лет.

Осмыслив это, я понял, что надо что-то менять в этой жизни. Нужно избежать участи этих бедолаг, нужно стремиться к новому, пробовать себя в разных профессиях, чтобы найти свое место в жизни. Жить, как захочешь, а не как велят сильные мира сего. И первым делом надо свалить с предприятия до завершения практики. Оказалось, мои друзья поддерживают эту мысль. Вместе мы сможем сбежать из этого места и подыскать работу получше. Главный вопрос стоял в зарплате, поэтому мне «выпала честь» возглавить процессию наших студентов к начальнику цеха с просьбой повышения оплаты труда, как в прошлом году. «Ох уж это раболепство перед начальством», подумал я.

Собравшись с духом, я постучал в дверь шефа, оттуда раздалось протяжное одобрение войти.