Наталья Шицкая - Пелена. Собачелла

– Они, мама, наверное, в детстве прививку от злости не ставили, вот и заразились все. А потом на других перешло. Помнишь, как я в садике ветрянкой болел, Светку заразил и мы потом зеленые в крапинку ходили.

Мама грустно улыбнулась:

– А что это за волшебная прививка, которая от злости уберечь может?

– Ну, – протянул я, – это не совсем прививка. Без всяких уколов. Наверное, если тебя очень любят, ты не можешь сделать плохое. Но любят просто так. Не за то, что домашку даешь списывать или игрушками делишься, а просто так. Вот как вы с папой любите друг друга, а еще меня и Светку.

– Да. Наверное, – рассеянно ответила мама, будто и не со мной уже разговаривала. Наверное, про книгу продолжала думать. И голос был какой-то странный.

Она погладила меня по голове, легла, отвернулась и начала расспрашивать про школу. А я-то ей уже по дороге в больницу все рассказал. Чего еще добавить? А мама опять, будто забыла. Тогда я ей начал про компьютерную игру рассказывать, в которую Олег – мой новый одноклассник – рубится. Мне играть нельзя. Зрение! Даже ноута и планшета у меня нет. Только у родителей и Светки. Я включаю иногда, когда дома никого, но так, чтобы не знали. Все следы потом удаляю. Хочется же поиграть. А Олег такую стрелялку скачал – закачаешься! Вот я про нее и рассказывал. Но мама меня почти не слушала. Время от времени говорила «угу» и «ага», но больше ни о чем не спрашивала.

Пока я рассказывал, не заметил, как уснул. Просыпаюсь – мамы рядом нет, на кухне свет горит. Блестит там щелочка внизу под дверью. Значит, мама с бабушкой чай пьют, день обсуждают. Я в коридор. Ну, нужно было, по делам. А дверь в туалет как раз у нас рядом с кухонной. Думаю, как бы пробраться, чтобы мои не услышали. Бабушка всегда ругается, когда я по ночам скачу, да без тапок по холодному полу. Дохожу до двери, только за ручку взяться, как слышу – мама плачет. Тихо так всхлипывает, а бабушка чашками гремит, чай ей успокоительный наливает. Она сама этот чай литрами пьет и родителям иногда подсовывает. Говорит, вы со своими работами совсем невротиками станете. Слово смешное какое – «невротики»! Значит, существуют и вротики. А может, даже вносики, вглазики, врутики и вголовотики.

Я подслушивать не люблю, оно само как-то получается. Не уходить же, когда маме плохо. Вот я и остался. К кухонной двери ухом прислонился – ноги без тапок мерзнут, в туалет хочется, а терплю. Вдруг бабушкин чай не сработает и маме помощь моя понадобится. А я уже тут. Наверняка она из-за меня плачет. Хотя я ей много раз объяснял, как здорово мне будет в больнице, не поверила. Вообще, у меня мама такая… порыдать любит. Глаза на мокром месте, как бабушка говорит. И сейчас она ей тоже:

– Хватит рыдать, Наталка, не конец света. Образуется все как-нибудь.

Наталка! Так маму зовет только бабушка. Она ее так называла, когда мама маленькой была.

Ну, думаю, действительно хватит рыдать. Нашла из-за чего расстраиваться! Что я, не мужчина? С какой-то операцией не справлюсь? И хотел было уже зайти и сказать это маме, но она почему-то разговор на другую тему перевела, о чужих людях заговорила.

– Да ты ничего не знаешь. Он же в школу сегодня приходил к ней. Стоял за забором и ждал, когда после уроков выйдет.

– Да ну! Откуда знаешь? – это уже бабушка спросила. Тоже, видимо, про других интереснее послушать, чем про меня.

– Анька младшую дочку из школы встречала, видела.

– Соседка?

– Да, – ответила мама. – Он близко не подходил, за кустами прятался. Но, мне кажется, заметила она его. Весь вечер не разговаривает, в комнате заперлась.

– Бедная девочка! Предупреждала я, что правда откроется. Нельзя так с людьми, как в игрушки играть.

Бабушка хотела еще что-то сказать, наверняка что-то интересное про соседку, но тут я себя выдал. Точнее, меня выдал наш кот Бакс. Подошел сзади тихонько, лапой меня по ноге огрел, ну я и подпрыгнул от страха и в кухню ввалился. Глаза шальные, дверная ручка в руках. Я ее так и не отпустил. Мама и бабушка на меня смотрят удивленно, я на них испуганно. А Баксу хоть бы хны. Напал на меня и спокойно к миске пошел, слопал свою порцию и назад к лежанке. Я с ним в коридоре снова столкнулся, когда бабушка меня тапкой в спальню погнала. Ругалась, грозилась да и поддала немного, что чужие разговоры подслушиваю. Не больно, но обидно. Хотя… справедливо, конечно. Но я все равно ничего не понял, если честно. Что они там про тетю Аню говорили, кто к школе приходил и почему соседка так огорчилась. А самое главное, почему от этого плакала мама. Я до подушки добрался и сразу же про это забыл. Нужны мне их разговоры! Есть мысли и поважнее. Например, про шишку. Надо ее завтра классу во всей красе показать. А потом и папе. Ему понравится!