Елена Белявская - Гунгнир. Тайна трёх печатей

– Генри, ты проснулся? – донёсся снизу голос матушки.

– Да, мама! – вскричал радостно Генри, спрыгивая с кровати.

Он вихрем спустился по лестнице и вбежал в кухню. В воздухе витал восхитительный аромат свежих булочек. Мальчик блаженно потянул носом и улыбнулся.

– Доброе утро, матушка!

– И тебе доброго утра, Генри! Ох, а что же ты ещё не одет? Скоро придут тётушка Элен с дядей Гарри! – всплеснула руками матушка, увидев Генри в ночной рубашке. – Ну да ладно, дай обниму именинника! Ты уже совсем взрослый! Скоро выше меня станешь! – матушка расцеловала Генри и усадила за стол.

Чего здесь только не было: тёплые булочки с корицей, душистая малина в праздничной вазе, которая весь год красовалась в посудном шкафу и вынималась лишь по особым случаям, обожаемый Генри черничный джем и огромная кружка горячего шоколада. Настоящее пиршество! Мальчик, долго не раздумывая, принялся за угощение.

Дядюшка Гарри, упитанный рыжебородый весельчак, был человеком добрым и простодушным, любил выдумывать разные анекдоты и с удовольствием рассказывал их всем в округе. Он приходился Терезе братом, хотя общего на первый взгляд между ними было мало. Его жена, тётушка Элен, напротив, была женщиной строгой и немногословной. Когда дядя громко хохотал над очередной своей шуткой, она лишь вздыхала и снисходительно улыбалась.

Генри ещё издалека увидел большую фигуру дяди, чинно вышагивающего по улице под руку с супругой. Они несли большую корзину, то ли с фруктами, то ли со сладостями… Генри равно любил и то и другое!

Праздник удался на славу. В тесном семейном кругу было уютно и весело. Пришла пора дядюшкиных анекдотов; он их, несомненно, приготовил заранее, некоторые были действительно очень хороши, и все хохотали от души! Прошло немало времени и Тереза уже хотела подавать чай, как вдруг дядя Гарри хлопнул себя по лбу:

– Тьфу, чуть не забыл, Генри, у меня для тебя письмо! По дороге к вам мы встретили почтальона, старика Себастьяна. Узнав, куда мы направляемся, он вручил мне его, наказав передать тебе.

– Письмо? Мне? – удивился Генри.

Дядя достал из кармана жилета конверт и потряс им в воздухе:

– Именно! Думаю, оно от наших родственников в Дувре, хотя это странно: они так редко дают о себе знать…

Генри принял из рук дяди небольшой серый конверт. Добрая его половина была заклеена почтовыми марками. Похоже, что письмо проделало долгий путь.

– Странно, – произнёс Генри, – здесь нет обратного адреса!

Мальчик надорвал конверт и заглянул в него, но письма там не оказалось. Вместо него в конверте лежала открытка. Совсем не лучшего качества, немного помятая, затёртая по краям, будто перед тем, как отправить, её долго носили в кармане. Генри принялся с интересом её рассматривать.

На фоне синего неба высилась гора. Её вершину и склоны покрывали вечные снега, а у подножия были видны густые леса и необъятная зелёная долина. Генри всматривался в очертания снежной вершины, и ему казалось, что он видит, как плывут облака, слышит, как шелестит листва, и чувствует, как свежий ветер дует ему в лицо. Мир во всём своём великолепии предстал перед ним – неизведанный, великий, опасный и ослепительно красивый… Вдруг внезапная мысль пронзила сознание: «Постойте, а что, если это та самая гора, на склоне которой погиб отец, что, если это Монблан?!»

– Генри, ты что, уснул? – мальчик вздрогнул. Громкий голос дяди будто разбудил его. – Мы все сгораем от нетерпения! Что пишут эти милейшие люди? Прочти нам! – воскликнул дядюшка, потирая руки.

Мальчик перевернул открытку, увидел написанные ровным, уверенным, знакомым ему почерком строчки и стал читать вслух:

– «Дорогой Генри, поздравляю тебя с днём рождения! Не знаю, дойдёт ли до тебя моё письмо, но если ты читаешь эти строчки – знай: я всегда рядом с тобой, что бы ни случилось, даже если ты этого не видишь. Ведь глаза могут обмануть, разум затуманиться, и только сердце откроет правду. Ты всегда в моём сердце, а я в твоём. Будь добр и честен и позаботься о своей матери. Надеюсь, эта открытка застанет вас в добром здравии. С любовью, твой отец Эдвард Дойл».

В комнате воцарилась тишина. Время будто на миг остановилось. Дядя Гарри даже открыл рот от изумления, да так и замер. Тётя Элен изумлённо смотрела на присутствующих, не в силах проронить ни слова. Тереза остановилась посреди комнаты, как громом поражённая. Её руки мелко затряслись, чайная чашка зазвенела на блюдце. Генри молча переводил взгляд от одного к другому. Казалось, если бы в комнате ударила молния, она и то произвела бы меньший эффект. Первым пришёл в себя дядя. Он принялся чесать в затылке и наконец произнёс: