Кристина Стрельникова - Письма к Единорогу

А я считаю так: раз уж ты работаешь в лицее художественно-эстетическом, то все в тебе должно быть эстетично! И красиво, и гармонично. Или иди работать на колхозный рынок.

4. Нас повели на пленэр. А на черта мне пейзажи? Я хочу рисовать портреты.

5. Когда я рисовала море акварелью, учительница влезла в мою работу, сама за меня изобразила волны и сказала мне: «Лучше у тебя все равно не получится, даже не старайся!» Вот дословно!

6. Она испачкала мои тюбики с краской, когда смешивала цвета!

7. И последнее… Она сама ужасно рисует!

При этом она склонилась надо мной, а я старалась не смотреть на ее страшные зубы и шелушащийся подбородок. За кожей-то можно следить, это доступно. Чуть не обсыпала мне всю работу кусками эпидермиса. Я могла бы ей дать пару советов, как следить за кожей, но вряд ли меня кто-то послушает. Подкрасить корни волос – в чем проблема? Сейчас уже не нужно осветлять волосы по технологии Средневековья несвежей овечьей мочой.

Мама выслушала все мои причины и сказала, что это смешно.

– Все равно не пойду, – сказала я.

Мама сказала, что уже заплачено пять тысяч за занятия и деньги не вернут.

– Я не пойду.

Мама сказала, что я же сама хотела туда попасть.

– Я передумала.

Мама сказала, что есть слово «надо». Поэтому надо идти и заниматься.

– Тебе надо, ты и иди! – ответила я.

Привет, Единорог! Почему дети не могут быть донорами? Я бы хотела сдать кровь. Тогда моя жизнь хоть кому-то пригодилась бы. Я бы хотела приносить пользу.

Мама сказала:

– Мне бы очень пригодилось, если бы ты не пила кровь из меня.

И еще, что я принесла бы пользу, если бы помогла ей убраться.

Как можно сравнивать такие вещи? Вообще – как?!

Вот вчера она завела меня в хозяйственный магазин. Меня там тошнило. Там всякие полочки, тазики, корзинки и клеенки. Новые клеенки пахнут кошачьей мочой. Мама выбрала вешалку-стойку и хотела ее купить.

– Я ни за что не пойду с этой вешалкой по улице! – заявила я.

– Хорошо, тогда возьми вот эту швабру.

– Ни за что. За шваброй и вешалкой ходи без меня.

Ну да, я два часа делала макияж и прическу, подбирала одежду, чтобы позориться с дурацкой вешалкой на улице.

– А я считаю, что ты должна мне помогать, – сказала мама.

– А один человек считал, что люди произошли от дельфинов. И даже доказывал это. И что?

– Какие-то странные у тебя сравнения.

В конце концов мы разошлись. Мама пошла за своими швабрами, а я пошла прогуляться. Мне нужно подумать о многих важных вещах. Точно не о швабрах.

Единорог, по-моему, я тебе говорила, что у меня только одна подруга. Ее зовут Янора. На переменах мы обычно читаем или общаемся. Обсуждаем, что прочитали. На уроках я по привычке рисую или сочиняю стихи. Если меня о чем-то спрашивают, я не могу вспомнить, о чем сейчас говорили. Это все потому, что нам рассказывают скучные вещи, которые мне не пригодятся.

Сегодня на перемене мы с Янорой опять читали. Я принесла ей «451° по Фаренгейту», а она мне «Книжного вора». Мы так увлеклись, что не слышали, как подкрались одноклассники. Они что-то бурчали. Казалось, что к нам подбираются зомби. Я оторвалась от монолога Смерти и попыталась понять, о чем мне говорят. Вдруг что-то важное?

– И чё, хотите казаться лучше других? – спросил один.

– А?

– Хотите быть лучше, чем другие? Выделяетесь? – повторил второй и сплюнул жвачку на пол.

Я усмехнулась и промолчала. Они отошли. Они нас никогда не трогали, просто шептались за нашими спинами. Янора даже головы не подняла, она сейчас обитала возле костра и переживала за идеалы Гая Монтэга.

Что я могу ответить?

Варианты: «Нет, я просто не хочу быть хуже», «Да, я хочу стать лучше», «Я надеюсь, что я уже лучше остальных».

Разве это плохо, когда человек стремится стать лучше?

Я вернулась в ужасную нацистскую Германию, к Лизель Мемингер, чтобы писать красной краской на стене подвала и воровать вместе с ней книжки.

Ну да, мы с Янорой ведем себя ненормально, по меркам одноклассников. Все нормальные люди бегают на переменах и кричат слово «жопа», а те, у кого есть вейп, «парят».

Мы даже на уроках не отвечаем. По теме – неинтересно, а если что-то научно обоснованное скажешь, тут же шепот: «Выпендривается».

У меня дома много книг. Это счастье. У Лизель не было книг. Первая книга, которую она подобрала на пепелище, называлась «Наставления могильщикам».