Стучим в дверь — паника, шум, и вдруг всё стихло. Никто не открывает.
Ещё стучим — молчание. Взломали дверь, а в нас стреляют.
Семь человек, как потом узнали, стреляли. Двоих мы убили, а пятерых живьём забрали. Оказалось, что телеграфист — никакой не телеграфист…
Меня тогда в этой квартирной переделке пуля саданула…
Это в октябре семнадцатого года было.
А через год после революции, в октябре восемнадцатого года, приехали мы, молодые рабочие делегаты, в Москву на Первый съезд комсомола. Тогда он назывался Первый Всероссийский съезд союзов рабочей и крестьянской молодёжи.
Москва, да и вся наша страна, разутая была, раздетая.
Вот мы, комсомольцы, на этом съезде и поклялись: всегда будем вместе с большевиками бороться за Советскую власть, защищать её от всех врагов, строить счастливую жизнь для людей.
— Значит, ты был комсомольцем, дедушка? — удивился Алёшка.
— Был, а как же! И горжусь, что был. Вот так и рождалась она, наша комсомолия, в которую Клава сейчас вступила… А за подвиги на фронтах гражданской войны вручили нашему комсомолу первую большую награду — орден Боевого Красного Знамени.
— А бабушка?
— И бабушка. Это и её награда, и моя, и всех нас, комсомольцев.
— Бабушка молодая была, да?
— Конечно, молодая. Как сейчас Клава.
— Здорово!
— С бабушкой твоей мы и познакомились в Москве, на первом комсомольском съезде. А потом, как это водится, поженились. Только уже после гражданской войны…
РАССКАЗ ТРЕТИЙ
О бабушке и о том, о чём рассказала бабушка
— Бабушка, а мы поговорим, когда я лягу спать? — спросил Алёшка в следующий вечер.
— Если мама с папой не заругают, чего ж не поговорить!
— Не заругают! Папа сам мне сказал. Только ты мне знаешь о чём расскажи?
— О чём?
— Какая ты была, когда с дедушкой встретилась. И про гражданскую войну. А я пойду скорее ложиться. Ладно?
Лёг быстро, не в пример другим дням, просит:
— Бабушка, теперь поговорим?
— Поговорим. А начну я так, с чего ты просил. Со съезда нашего первого комсомольского. Ленин был у нас почётным председателем. Нас тогда на съезд пришло и приехало совсем немного. Человек сто пятьдесят, может, побольше. А комсомольцев по всей России тоже немного было — двадцать две тысячи. Но по тем временам это и не так уж мало… Боевые все ребята и девчата… Вот хоть дедушка твой тогда. Молодой, а уже с врагами сражался. Он и со съезда прямо на фронт ушёл — бороться с белыми генералами. Тогда многие делегаты — комсомольцы — ушли на войну…
— А ты? — перебил бабушку Алёшка.
— А нас, девушек, не брали. Я на «Трёхгорке» ведь работала. Ткачихой. Старались мы, комсомольцы, фронтовикам чем можно помочь. Конечно, не только комсомольцы, а и все, но комсомольцы в первую очередь. Работали, на фабрике ткани выпускали, а после работы одежду шили для красноармейцев и ещё по вечерам выступали перед комсомольцами, которые на фронт уходили.
Разгромим мы всех буржуев,
Мировой пожар раздуем, —
так мы пели тогда.
И конечно, наш «Интернационал», партийный гимн:
Вставай, проклятьем заклеймённый.
Весь мир голодных и рабов!..
А через год и я ушла на войну. Белые генералы воевали против нас. Враги из многих стран посылали им на помощь свои войска.
Была я сестрой милосердия. Или, как сейчас говорят, медицинской сестрой. А ещё меня в нашем полку называли красной санитаркой. Это потому, что приходилось не только раненых перевязывать на поле боя, а и из пулемёта стрелять, и в разведку ходить по тылам белых, и многое другое приходилось.
Раз так случилось.
Неожиданно прорвались беляки в село, где стоял наш отряд.
Бились наши ребята отчаянно, но врагов было больше. Отступили наши, а мы, восемь красноармейцев и я, санитарка, отстали. Засели в доме и стреляем. Вдруг патроны стали кончаться. У меня уже нет, и у соседа моего. Только двое продолжают стрелять по белякам. А они наседают. Почти к самому дому подходят.
Читать дальше