Петр Яковлев - Рассказы о живой природе

На илистом дне озера для них всегда найдется привычная пища – беспозвоночные животные – понтопореи. В верхних слоях воды сиги лакомятся рачками-дафниями. А за бабочками они устраивают настоящую охоту. Юные рыбаки и натуралисты Карелии, проводя летние каникулы на берегах озер, часто наблюдают это интересное зрелище: в ясные, тихие дни, как только над водой появляются бабочки-ручейницы, на зеркальную поверхность водоемов то здесь, то там с шумом начинают выплескиваться большие серебристые рыбы. Они ловко хватают сереньких бабочек и, взмахнув широким хвостом, мгновенно ввинчиваются обратно в водяную толщу.

Сиг – мирная рыба. Об этом говорит его маленький рот и мягкие губы с мелкими зубами. Но, отощав за долгую зиму, сиг непрочь проглотить и мелкую рыбешку. Этим пользуются рыбаки-любители. Через проруби они закидывают продолговатую блесну, у которой одна сторона из латуни, а другая из никеля. Сиг принимает блесну за рыбешку и с жадностью проглатывает ее вместе с крючком. На блесну ловятся сиги в несколько килограммов весом.

Сиг видит плохо, и ориентироваться ему, главным образом, помогают не глаза, а слух и особый орган – «боковая линия».

Сиг никогда не натыкается на предметы, даже в темноте.

Попавши в сеть, сиги ведут себя спокойно, но попробуйте прикоснуться к ним рукой, как они взбунтуются. Откуда возьмутся силы! Они разорвут сеть и уйдут в озеро.

В Карелии сиги встречаются также в Онежском, Ладожском и других озерах. Здесь они живут постоянно. Но есть и так называемые проходные сиги. В середине лета и в августе они собираются в устьях рек Суны, Шуи, Водлы и поднимаются против течения. Осенью в Суне их можно встретить далеко от устья, километрах в пяти от водопада Кивач. Здесь они мечут икру. Места для метания икры сиги выбирают в тихих заводях с песчаным или каменистым дном. Весной сиги вместе с окрепшими мальками уходят обратно в озеро.

В озерах Карелии сейчас разводятся многие породы рыб.

В Крошнозере и Гомсельгском озерах, например, сиговая икра была спущена в 1948 году и хорошо прижилась. Но вот в Габозере, куда икра была внесена в тот же год, что и в Кончезеро, пока не выловлено ни одного сига – мальки погибли от недостатка понтопореи. Выгозеро было зарыблено взрослыми судаками, они уже вполне акклиматизировались и быстро размножаются. В нашем Кончезере появился уже и лещ, а в Укшезере – сибирский омуль. Форель высокогорного Севана нашла себе новый дом в большой, как море, Онеге.

А совсем недавно ребята нашего села наблюдали такое явление. Со дна Пертозера землечерпательный снаряд поднимал грунт, богатый понтопореей. Люди собирали ее в особые садки и отвозили к берегам Святозера, что в соседнем – Пряжинском – районе, за сотню километров! Оказывается, там ее недостаточно, и наше щедрое Пертозеро делится своим богатством с другими озерами.

Так мудрый, жизнелюбивый советский человек преображает природу наших озер.

За окнами бушевала февральская метель. Мелкие колючие снежинки мириадами носились в воздухе, закрывая небо и строения непроглядной белой пеленой. Ветер грозно обрушивался на деревья, будто собираясь вырвать их с корнем и унести с собой, врывался в трубы домов и выл там голодным зверем. В такую погоду хороший хозяин и собаку на двор не выгонит.

Но что непогода для ярого охотника или рыболова?

…Третий день стоят мережи на налимов. Конечно, там рыбы невпроворот. Снимать надо мережи – ведь рыба в снастях портится…

– Папа, может, пойдем, а? – уже в который раз приставал к отцу страстный рыболов и охотник Витя.

– Да ты что, сынок, заблудиться хочешь? – с деланным недовольством протестовал отец. – Ведь ни зги на озере не видать…

Однако Ивану Петровичу нравилась настойчивость сына, его выносливость и бесстрашие в совместных походах по глухим карельским лесам и озерам. Уйдут, бывало, они с Витей в лес или на лодке под парусом – никакая погода их не держит,- день их нет и другой… Сперва домашние волновались: не случилось ли чего – мал еще Витя, а потом рукой махнули – все равно не удержишь. В лесу или на озере Витя как дома. И отцу не уступит ни в чем, хотя ему всего-то тринадцать.

Отец для виду еще противится, но потом дает согласие, и вот они идут в кромешную белую муть, идут по памяти (какие уж тут тропинки, их давно замело!), держа направление по ветру, считая шаги.