Серафима Орлова - Голова-жестянка

– Что, открыл край карты?

Он немножко побледнел, но ответил:

– Сейчас зима.

– И что? – говорю. Действительно, и что, разве туда сложно пробраться зимой? Не намного сложнее.

– Ты меня извини, Жесть, – еле слышно произносит Приходька. – Я бежал. Я так быстро, как мог, бежал. Я сразу всех позвал.

Зря он меня Жестью назвал. Это прозвище у меня недавно, и, в принципе, оно мне нравится, но от Приходьки его слышать неприятно. У меня уже не просто иголки, а прямо потоп во рту – от нервов. Но нужно договорить до конца.

– Бежал? Завидую тебе.

Он совсем замолчал, побледнел. Смотрит искоса, через очки. Есть у меня такая нехорошая привычка: люблю человека додавить, когда он виноват.

– А побеги сейчас, Приходька, – советую я ему. – Побеги, приятно посмотреть будет. И тебе легче станет, и мне.

И он послушался. Но только сначала он меня ударил.

Несерьёзно ударил, скорее пихнул в бок, пуховик спружинил. Я пошатнулась. И он потом действительно почти убежал.

Не убежал, но очень быстро пошёл, пока не скрылся из виду, а я села на скамеечку на набережной, опустила голову и стала плевать между ботинок, чтобы ликвидировать потоп.

Что-то плохо у меня получается проблемы решать. Хотела же поговорить, а вместо этого напугала. В школу мне идти расхотелось, конечно. Сначала в автобусе чуть не укачало, потом Приходька. Короче, у меня моральная травма и ухудшение самочувствия. Вот расхотелось, и всё. Взяла и обнаглела. Так что я вернулась домой.

Пришла я домой, и тут меня что-то торкнуло. Я залезла в кладовку, вынула качельки старые и привесила их к дверному косяку возле входа в кухню. Я в них уже не очень могу качаться, ноги отросли. Это дед так говорит, будто раньше у меня ног вообще не было, а тут появились. Я сидела в качельках, поворачивалась вокруг своей оси то в одну сторону, то в другую, пока веревки позволяли, и немножко скрипела. Я себя представляла висельником. В детстве я видела такой спектакль, там два хитрых брата притворились висельниками, они вот так же на верёвках качались.

Я сидела и скрипела на детсадовских качелях, смотрела на коридор и на входную дверь, и тут в замке повернулся ключ. Для мамы с папой рано, значит, пришёл из школы Макс. Он что, тоже сбежал с уроков? Мы вообще-то в одну смену учимся.

Макс был не один, вот почему он так рано явился. Ему надо было, чтоб родители отсутствовали, и я тоже. Нередко мы одновременно выходим в школу, но сегодня он усвистал раньше и вот почему-то появился раньше времени дома. Будет ему неприятный сюрприз. Я перестала скрипеть, а они возились в коридоре, девочка спрашивала, как у нас тут закрывается, а Макс сказал, что сам закроет, и прижал её к курткам на вешалке. В смысле, девочку, а не дверь, дверь-то он закрыл.

Вот они там пыхтели, и вдруг Макс сказал:

– Ай.

И ещё всякие другие слова, которые никогда бы не произнёс в присутствии родителей.

– Извини, она расстегнулась, это от сглаза я ношу, я уберу сейчас, – говорит девочка. А девочка-то не промах. И она дальше говорит и вроде смеётся: – А в девятнадцатом веке рекомендовали дамам, которые в поезде ездят, булавки держать во рту.

– Это зачем? – не выдерживает Макс, хотя его сейчас совсем не занимают мысли о девятнадцатом веке.

– А когда поезд входит в тоннель, там темно становится, и чтобы всякие джентльмены… – девочка не может договорить свою умную фигню, Макс ей мешает. Ртом и пальцами. Я решаю немного поскрипеть качельками.

Они отрываются друг от друга и смотрят на меня.

– Ты же в школе должна быть, – говорит Макс.

– Ты же тоже, – скриплю я.

– У нас биологичка заболела, – говорит Макс. – А потом физра, я освобождён, всё равно делать нефиг.

– У вас вообще, по ходу, сегодня биологии нет, – говорю я. – Сегодня четверг же, я помню ваше расписание.

– Недавно переставили, – Макс отчаянно напрягает мозги, чтобы половчее соврать, но тут девочке надоедает быть прижатой к курткам, она делает попытку распрямиться, и сразу ей на голову падает вешалка.

– Прости, извини, – говорит девочка Максу. Я хлопаю в ладоши. Когда они вылезают из-под курток, я говорю:

– Чаю? – потому что девочка забавная у Макса, ради неё я побуду доброй.

– Лучше кофе, – отвечает девочка, и я сразу думаю, что она не такая уж забавная, ну её, не буду вставать. – А ты кто?

– Я девушка Макса, – говорю. Макс кидает в меня тапкой, которую хотел надеть, бедняга, и забыл, что хотел. Я бросаю тапку обратно, стараюсь в лоб ему попасть.

– Это моя сестра, – говорит Макс и добавляет прилагательное, каким при посторонних не стоит называть сестру.