Алёна Бессонова - Жил-был воробей и другие сказки

– Два хороших друга: голубь и собака – это не хуже двух хороших знаний, – чирикнул воробей. – Ой! В школу опаздываю!

Теперь каждое утро Сенька летал в школу. Вот и сегодня, усевшись на форточку в любимом классе, Сенька огляделся и удивился. На всех подоконниках примостились птицы, преимущественно воробьи и голуби. Сенька сразу увидел Пьера.

– Привет, дружище! – голубь похлопал крылышком Сеньку по спинке. – Вот прилетел с друзьями учиться, уму – разуму набираться. Смотри, какая симпатичная учительница и платьице у неё в синий горошек, мой любимый! Ой! Слушай, она про тебя говорит…

– Начиная с апреля и до конца июня, – объясняла молоденькая учительница и медленно прохаживалась между рядами парт, – воробьи питаются исключительно личинками насекомых, гусеницами, бабочками, мушками и слизнями, тем самым защищая наши сады от вредителей.

Она показывала каждому ученику рисунок птицы сильно похожий на Сеньку

– Пьер! – воскликнул воробей. – Что это за урок?

– Не стоит опаздывать в школу, дружище. Сегодня опоздал и прослушал самое интересное. Это урок природоведения.

– Она что, ведает природой?! – удивился Сенька.

– Не знаю пока… – повёл крылышком Пьер. – Вероятно, она учит, как грамотно ведать, чтобы не навредить…

Тем временем учительница продолжала:

– Вот и выходит, что серые птахи – защитники наших садов и парков. Потому-то и стоит подкармливать воробьёв зимой, этим мы отблагодарим их за ту большую пользу, которую они приносят летом.

– Ничего себе! – взвизгнул с последней парты Никитос. – Он мне камнем в лоб, а я его кормить должен! Ни за что!

– Худо тебе придётся зимой, – заметил Пьер. – Не дай бог такого хозяина иметь. Зима пострашнее Филипендулы будет. В ней и холодно, и голодно, и одиноко. Каждый спасается сам, как может.

Сенька пригорюнился. Он пока не знал, что такое зима, но слова Поля напугали его. В гнездо воробей прилетел чернее тучи.

– Что мрачный какой? – поинтересовался Лютый.

– На уроке сказали, что птиц зимой замерзает видимо-невидимо. Не столько от холода, сколько от голода, а меня кормить некому. От Филипендулы и Никитоса не дождусь. Значит, замёрзну!

– Почему не летишь в жаркие страны? – недоумённо спросил Лютый. – Смотри, косяки уже потянулись. Лети и ты…

– Нет, Лютый, – мрачно сказал Сенька. – Я птица неперелётная – крылья у меня слабые. В полёте могу быть не больше десяти минут. Дальше присесть надо, отдышаться, иначе сердце разорвётся…

– Значит, зимовать будем вместе, – спокойно сказал пёс. – Не горюй, не пропадём.

Гнездо утеплять надо. Лети к Филипендуле в курятник. Натаскай в гнездо куриного пуху себе и мне. Моя подстилка тоже вся прохудилась, зябко спать на голой земле.

Сенька поспешил выполнять поручение Лютого, работал с удовольствием. Так и шнырял туда и обратно пока не натаскал пуха себе в гнездо и Лютому на целую перину. Лютый пух лапами утоптал – получилось тепло и мягко. Пёс, в благодарность делился с воробьём хлебными крошками. Так и жили, пока однажды Сенька проснулся и увидел, как из облаков на землю летят множество мелких белых бабочек, похожих на бабочек – капустниц.

– Эх, всю капусту сожрут! – спросонья подумал воробей. – Надо спасать урожай! Ой! – встрепенулся Сенька. – Какой урожай?! Его давно собрали…

Воробей выглянул из гнезда и увидел, как бабочки садятся на землю и остаются на ней. Земля становилась белая – белая.

– Что это? – удивился Сенька.

– Это снег! – ласково проурчал Лютый.

Сенька с удивлением увидел, как воробьи с соседних деревьев пикировали в бугорки из белых бабочек, кувыркались, шумели. Ему тоже захотелось. Он закопался в сугроб, затрепетал крылышками. Крылья намокли и отяжелели. На влажные Сенькины пёрышки прилипли снежинки. Воробей превратился в маленького снеговичка. Лютый осторожно поддел его носом и покатил к своей будке. Не прошло и минутки, как в тепле воробьиное оперенье стало чистым и сухим.

– Давай ещё! – радостно закричал Сенька. Ему понравилась игра.

Так они и гонялись по двору друг за другом, пока на пороге дома не появилась Филипендула.

– Веселитесь, значит? – прошамкала тонкими губами бабка. – Ну-ну!