Юрий Меркеев - Рождественское чудо. Для семейного чтения

– Димку не возьмём, – рассудила крёстная. – Он в Бога не верует и всё время хохочет. Покойнички – люди суровые. Они шуток не любят.

Последняя фраза тёти показалась мне комичной, и я сам чуть не расхохотался.

Спать легли рано. Тётя расположилась на полу, нам постелила на диване. Дима почти моментально уснул и засопел, вероятно, от того что в поезде нас нещадно трясло. Я долго ворочался, возбуждённый тётиными рассказами. Не заметил, как задремал. В коротком кошмаре ярко и выпукло увидел разом все рассказанные тётей истории. Проснулся я, оттого что меня за плечо трясла крёстная. Она была уже одета. Я потянулся, зевнул, зашёл в ванную, потом на кухню, где перед иконками теплилась лампадка. Тётушка складывала в сумку какую-то снедь.

– Кулич взяла, яйца взяла, водку не забыть, – бормотала она. – Так полагается. Рюмочку нальем и на какой-нибудь могилке оставим. Покойнички – люди суровые. Лежать им там несладко, а раз в год и разговеться можно.

За окном густо темнела ночь, но где-то справа, с востока, пробивалась полоска света.

– Господи, удостой увидеть чудо! – воскликнула тётя и, умилённо поцеловав иконку, затушила лампаду. – Пошли, – заговорщически шепнула она.

Внутри у меня все клокотало. Я участвовал в приключении, о котором мог только грезить.

До кладбища от тётиного дома было рукой подать, однако мне показалось, что мы добирались до него едва ли не час. Наконец, вошли в ворота и нырнули в темноту кладбищенских аллей. И тут бравада покинула меня. Я схватил тётю за руку, потому как мне померещились чьи-то приглушённые голоса, стоны и вой. Крёстная тащила меня в глубь старого кладбища. Кажется, она была настолько уверена в эксперименте, что ничего и никого не боялась. Около каких-то могилок, обильно заросших кустарником, крёстная остановилась, трижды поклонилась земле, затем рухнула на колени, вынудив меня сделать то же самое, и каким-то сладеньким голосом пропела:

– Христос воскресе, покойнички. Каково живётся вам там, родимые?

И навострила уши, впиваясь взглядом в темноту. Ещё мгновение, и я, наверное, потащил бы тётю обратно домой. Однако в этот момент случилось то, что я меньше всего ожидал – от страха и нервного перевозбуждения я начал похохатывать. Тётя сверкнула глазами и прижала ладонью мой рот, но тут произошло нечто такое, что буквально пригвоздило нас обоих к прохладной земле. За густым кустарником кто-то чихнул и пробурчал прокуренным мужским басом:

– Хреново, мать.

– А-а-а! – закричали мы с тётей.

Кажется, волосы встали у меня дыбом. Тётя, вероятно, также не была готова к столь быстрому и явственному чуду, потому как больно сдавила мою ладонь и пробормотала нечленораздельное:

– Я да… Да мы… Я мы…

Тётушку будто заело.

– Ты, мать, это… водки принесла? – строго спросил покойничек.

Крёстная икнула, высвободила, наконец, мою ладонь и стала спешно выкладывать из сумки всё, что принесла.

– Ты это… чего молчишь? – прогудел бас.

Тётя взяла себя в руки.

– Принесла, принесла, – оживилась она. – Чи, знаю, что лежать несладко.

– Холодно, – помог ей покойничек.

– Холодно, – ухватилась тётушка. – И сыро. Раз в год-то и разговеться можно.

– Ты это… На могилке всё оставь, а сама иди, мать, иди, – почти ласково прибавил покойник. – А с тобой это кто? – неожиданно спросил он.

– Со мной-то? – встрепенулась тетя Наташа. – Это племяш мой. Погостить приехал.

– Племяша с собой забери, – приказал бас. – И уже иди, иди, – взмолился он.

– Бегу, – ответила тётя и снова, схватив меня за руку мёртвой хваткой, потащила к выходу. Должен признаться, что рванули мы с тётей по-спринтерски. Позади себя я услыхал треск ломающихся веток кустарника и, охваченный любопытством, на мгновение обернулся. Я увидел силуэт какого-то взлохмаченного бородатого мужика, который шарил руками в том месте, где крёстная выложила продукты и водку. И почему-то вспомнил фразу тёти о том, что «покойнички люди суровые». Именно – люди! Выскочив за ворота кладбища, тётя замедлила бег, перешла на шаг, а затем и вовсе остановилась отдышаться. Мне показалось, что она над чем-то напряжённо думает. И захотелось как-то утешить её.

– Кажется, вас, тётя, Бог услышал, и мы чудо увидели, – радостно заметил я.

Крёстная как будто и не слушала меня. Она нахмурилась, затем хлопнула себя по лбу ладошкой и воскликнула, возмущённо потрясая кулаком в пустоту.

– Вспомнила! Вспомнила этот голос. Ух, паразит! Это ж местный бомж по прозвищу Челентано. Живет на кладбище. Грабёж, да и только! – Она повернулась ко мне. – Ты что-то сказал?