Елена Майдель - Мгновения волшебных изменений (Сказки от Елены Прекрасной)

Однажды, также весной, в дом принесли новорожденную девочку. И душа дома затрепетала… Он полюбил эту кроху с первых минут, потому что увидел то, чего не видели люди, – долгожданный свет пришедшего в мир чуда. К счастью, девочке дали очень подходящее ей имя – Светлана, смысл которого она очень рано осознала. Как только дитя научилось ходить и бегать, то стремглав летело, сметая на пути игрушки, распахивая двери, едва слышала свое имя: «Света! Света!» Никто не понимал, куда же это она так несётся, будто опоздать боится или что-то важное без неё произойдет. Никто… кроме старика-дома. Девочка так никому и не скажет, что зов ее по имени значил для нее куда больше, чем человеческое слово, отличающее ее от других. Услышав «Света!» она воспринимала это как призыв, что кому-то не хватает света в душе, что ктото просит лучей любви, добра, тепла, понимания и поддержки. И она всегда готова была светить всем из своего необъятного, переполненного любовью к миру, ко всему живому, и такого маленького по размеру сердечка.

Та незабываемая ночь выдалась теплой, безветренной, лунной, так и манила, приглашая на чудесную прогулку в наполненный знаками волшебства сад тех, кому ее тайны намного интереснее пустых снов. Однако, отозвалась на этот, едва уловимый зов весенней ночи разделить ее магию только одна малышка, которая так и не смогла заснуть от переполнявшего ее волнения. Она долго смотрела в окно своей спальни на втором этаже, как замер умиротворенный сад, залитый лунным сиянием, как вспыхивают в танце светлячки среди листвы сонных деревьев, как серебряными росчерками падают вниз звезды на фоне черной небесной бездны… Сад притягивал ее своей загадочностью, будто желал сообщить ей что-то очень важное и прекрасное. Девочка босиком спустилась по лестнице и проникла в него через заднюю дверь, которую бесшумно открыл своей любимице всё понимающий дом. Она бесстрашно двинулась в заросли спустившихся до земли ветвей, наслаждалась изумляющими новыми запахами ночных цветов и удивлялась всем существом, как люди могут добровольно лишать себя такой поразительной ночной красоты… «Ах! Как жаль, – вздыхала малышка, – что взрослые проживают свои жизни, так и не узнав, например, что очарование природы по-особому расцветает по ночам… Как, соединяясь с небесными и лунными потоками в самых невероятных сочетаниях, она открывает восхищенным свои самые заветные и сокровенные таинства.» С легкостью перышка девчушка осторожно пробиралась по не успевшей намокнуть от утренней росы траве, будто летела, едва касаясь земли. Было так тихо, что ей стали слышны самые тончайшие звуки – шорох раскрывающихся лепестков, шелест стебельков на ветру, шум крыльев ночных бабочек, умиротворяющие трели сверчков. Сначала ей показалось, что в саду еще кто-то есть, и она спряталась за ствол старой яблони, какое-то время прислушиваясь. И не ошиблась – в саду шел разговор… только не человеческими словами, а какими-то неизвестными ей до сих пор музыкальными звуками, которые расшифровывались в детской головке вполне понятными мыслями. Она невольно проникла в таинство общения цветов между собой и поразилась до глубины души… Цветы «разговаривали» о людях!

«Ах! – вздыхала белая роза, – Люди попрежнему не понимают наш язык… Мы так много могли бы им напомнить и рассказать…» «Да-да». – кивала золотая лилия, – Печально, что люди думают, будто они всегда были и рождались людьми.» «Неужели так и не найдется кто-то мудрый и знающий, – вступила в разговор гортензия, – кто, наконец, откроет им, что многие человеческие качества были собраны ими из всех царств природы?» «А сколь многому научились люди, когда их души рождались цветами, как мы», – сокрушалась старая бунгвиллея, – «Они забыли, что щемящей нежностью, грациозностью, трепетностью, утонченным пониманием воздушной красоты, разнообразием форм и акварельностью красок для творчества они обязаны растительному царству… Своей беззащитностью перед ветрами и грозами, а также стойкостью, с которой мы противостояли бурям жизни в своей слабости, вновь и вновь возрождаясь в вечности и расцветая каждой весной, человеческое царство обязано именно своим цветочным воплощениям!!!..» – гневно завершила она свою длинную эмоциональную речь. «Доколе человек будет мнить себя «венцом творения»?», – вмешалась цветущая яблоня, обдав сад волной белых лепестков и демонстрируя этим порывом свое возмущение, – «И не уважать царства растений, как и царство животных, из которых он вырос, заснув в своем ложном величии и возомнив себя хозяином мира?!» Цветы заволновались, перебивая друг друга, вспоминая, как безжалостно их срывали, срезали для праздных букетов и сиюминутных прихотей, бросали увядать на кладбищах и обочинах дорог, в мусорных корзинах и засыхающих брошенных венках, сплетенных для коротких развлечений… Малышка стояла ни жива, ни мертва, ошеломленная уже не столько тем, что понимает язык цветов, сколько тем, что цветочные души высказывали о людях…