Алексей Мусатов - Черёмуха

Зато все ребятишки в деревне завидовали нашему хорошему дому, дружной семье и богатству. Стёпа Мальков не один раз набивался к нам в дружки, но мы его не принимали.

Но вот моему правдашнему, большому отцу, который делал людям столы, табуретки и гробы, никто не завидовал. Над ним все только смеялись.

В прошлом году отец купил быка. Бык чёрный, мордастый, злой. Отец привязал его на цепь. Бык свирепо мычал, два раза срывался с цепи и едва не забодал деда Кузьму. Мать с бабушкой боялись подойти к быку, а отец ругался, что они ничего не понимают.

— Племенной же бык, необыкновенный, — убеждал он. — Он к чему кричит? К богатству. Чуять надо. Вот знают мужики, что я племенного быка держу, поведут коров — а я с них по трёшнице, по трёшнице! А кто побогаче — пятёрку гони. Вот оно и счастье в руку!

Целое лето бык жил у нас во дворе, но коров мужики так к нему и не привели.

Рассердившись, отец продал быка за половинную цену и на вырученные деньги накупил кур и уток. Во дворе у нас стало весело и шумно. Бабушке и матери отец поручил собирать яйца и перья, а мне — следить за ястребом, чтобы тот не таскал цыплят.

Но отцу не повезло и на этот раз. Кур у нас разворовали, утята передохли. Злой стал тятька. Попросишь у него банку из-под краски, а он щёлкнет тебя аршином по затылку и зашипит:

— Пошёл отсюда, стручок!

Но я знал — отец не злой. Он часто сажал меня на колени и ласково чесал мне затылок:

— Эх, Лёнька, коммунар мой! Ты у меня счастливый — в золотой час родился. Расти, брат, расти!

Это он вспоминал про двадцатый год. Тогда в барском имении организовалась коммуна. Отец записал в неё всю нашу семью. Я появился на свет во второй месяц коммунарской жизни, а на третий — коммуна развалилась.

Иногда отец заглядывал в огород, долго измерял шагами землю и задумывался. Когда я подходил к нему, он тихонько дёргал меня за нос:

— Погоди, Лёнька, стриж глупый, погоди… разведём мы с тобой сад.

— Сад?

— Да-да. Яблоки там, груши, фрукты разные. Только, чур, секрет, никому пока не говорить.

То, что у нас будет сад, мне понравилось. Мне тоже хотелось рассказать отцу что-нибудь интересное и по секрету. И я сообщил ему, что под брёвнами у нас с Петькой спрятан большой ящик, набитый бабками, деревянными шарами, фигурными палками и разными железяками. Таких богатств нет ни у одного мальчишки в деревне. Пусть только тятька молчит об этом.

В сумерки я, Петька и Настя обычно садились ужинать.

— Слава тебе, отмолотились, — говорила Настя, по-мышиному хрупая кусочком сахара. И, помолчав, кивала в сторону соседских мальчишек: — Опять подрались… Всё делятся… Вы ешьте картошку-то, со свининой жарила, — и показывала на баночку из-под ваксы с синеватыми ломтиками картофеля.

— Старшего у них нет, — сурово говорил Петька (он был в этот раз за отца), — вот и делятся…

А черёмуха цвела. Когда пробегал ветер, она вскипала, словно молоко в кастрюле, и брызгала белыми лепестками.

Пруд, затянутый ряской, из зелёного становился белым. Крыша на нашем доме тоже побелела. По переулку бегал телёнок в белых крапинках, словно его забрызгали известью.

Черёмуха отцвела. На месте душистых цветов появились мелкие зелёные ягоды.

Вся наша семья вышла на усадьбу сажать картошку. Отец, в синей линялой рубахе, ходил за плугом.

Плуг кидало из стороны в сторону. Отец изгибался, свистел и кричал на лошадь — ему очень хотелось, чтобы первая борозда была прямой и ровной. Вот он доехал до конца усадьбы, оглянулся и весело крикнул:

— Сади, молодцы!

Я шагал вдоль борозды и кидал в пухлую землю крупную картошку.

Вдруг сверху кто-то щёлкнул меня по затылку:

— Нагибаться надо! Ишь какой столбовой дворянин растёт!

Это отец. Он перегнулся в пояснице, как складной аршин, и плотно воткнул картофелину в землю, словно пробку в бутылку. Это новая затея отца. Он уверял, что от такой посадки картошка растёт куда быстрее.

— Гляди, как надо. Мало я вас учил!.. А сапоги-то сними, Гусь Иваныч.

Я сел на землю и стал разуваться. Всё-таки обидно. Самое же горькое из всего — какой-то «столбовой дворянин» да «Гусь Иваныч»…

Рядом с нами сажал картошку Петькин отец, дядя Никита. Моему отцу он доводился родным братом.

Дядя Никита грузный, с лысиной, борода у него широкая, русая, в колечках, длинная рубаха перехвачена кручёным поясом с кисточками. Петькин отец когда-то жил в городе, работал дворником, научился акать и говорил со всеми ласково, вкусно: с лошадьми, с ребятами, с мужиками.