И. Ликстанов - Малышок

- Уж думала, раздумала да и снова надумала, - говорила она, улыбаясь гостям. - Пускай молодые люди у нас живут. Только смотри, Яков Семенович, если ребятки балованные, так ты их сразу забери: Катюша на меня беда как рассердилась, зачем мальчишек пускаю. Мальчишки, мол, всегда озорные. - Она вздохнула и добавила: -А дровец скорее доставь, Яков Семенович. Мой Вася заготовить на зиму не успел. Уж холодно стаёт, топить надо, а у меня дров - сам видел: раз обогрелся да и заговелся.

- Не беспокойтесь, Антонина Антоновна, дрова на этой неделе лично заброшу, семью фронтовика не заморозим. А что касается ребят, так это не от меня зависит. Директор приказал всех девочек поближе к заводу расселить, а мальчиков на Нагорную улицу. Выбрал я для вас постояльцев, которые сзади плелись, в глаза не прыгали, да кто их знает - может, в каждом полтора беса сидит. Так вы с ними, в таком случае, построже…

- Куда уж мне! - отмахнулась Антонина Антоновна. - С внучкой и то управиться не могу. Забрала в голову школу бросить, на завод поступить, фронту помочь, а сама только от гриппа встала. Тетка в лесничество ее зовет, молочка попить, так куда там - нипочем слушать не хочет…

- Да, Екатерина Васильевна - барышня характерная, - подтвердил Яков Семенович, расправил кепку, натянул ее на лысую голову и заторопился: - Смотрите же, ребята! Попали вы в интеллигентный дом и ведите себя без скандала. По дому помогайте - воды там принести или дров, обратно, наколоть. Мужчин, кроме вас, в доме нет… Ну-с, до свидания, рассиживаться некогда. Народ со всей России прибывает. Наш коммунально-жилищный отдел с ног сбился - новых работников устраиваем… - Усмехнувшись, он легонько хлопнул Костю по спине: - Эх ты, работничек, богатырь труда! Интересно, чего наработаешь…

Он ушел. Косте стало тоскливо. Приуныл и другой мальчик, опустил глаза и нахохлился.

Антонина Антоновна не торопилась стучаться в сердца маленьких жильцов - она только спросила, как их зовут. Костя едва слышно назвал себя, а его сосед, не поднимая глаз, пробормотал:

- Всеволод Булкин…

- Что же, Костя и Сева, посмотрите, где жить будете.

Это была просторная боковушка с бревенчатыми нештукатуренными стенами. Дверь в нее вела из сеней. Два деревянных топчана, покрытых серыми одеяльцами, столик и табуретка - вот и вся обстановка. Антонина Антоновна рассказала мальчикам, что боковушку пристроил к дому ее сын Василий Федорович Галкин, чтобы в тишине писать диссертацию по своей специальности. Да вот не пришлось Васеньке стать кандидатом технических наук - ушел воевать, и пристройка опустела.

- А нательное бельецо у вас есть? - помолчав, спросила она. - Покажите-ка, сынки…

В узелке, развернутом Костей, оказались длинноухая шапка из молодого оленьего меха, полотенце и алюминиевая кружка; Сева вынул из баула пару трикотажного белья, летние белые туфли, голубое кашне.

- Голь перекатная! - вырвалось у старушки. - Дождем шито, ветром подбито…

- Я не голь! - сердито блеснул глазами Сева. - Мы в Каменке жили не хуже, чем вы.

- Папаша-то что делал?

- Агроном эмтээс! - с гордостью ответил Сева и тихо добавил: - А теперь он красный партизан против фашистов.

- А мамаша где? - нерешительно спросила Антонина Антоновна.

- В Каменке, - отрывисто проговорил Сева, отвернулся и стал приводить в порядок баул, а когда старушка, вздохнув, ушла, он заочно продолжил спор: - Конечно, они хорошо живут, а все-таки пускай не гордится. Подумаешь, голь! У них в гостиной мебель под чехлами, фикусы большие… Я из кухни видел. А у нас тоже так было, даже лучше… Только шкуры медвежьей на полу не было, потому что на Украине медведи не водятся. - Он посмотрел в оконце и нашел крупный изъян в хозяйстве: - Сеновал у них без сена, коровы, наверное, совсем нет, а у нас две сразу было. Вот вам и «голь перекатная»…

- И собаки нет, - добавил Костя. - У Митрия тоже две было.

- Две коровы?

- Не, собаки… Муська да Кусачка.

После всех происшествий этого дня Костя размяк, острые блестящие песчинки закололи глаза. Он протер их кулаком, зевнул, ощупал поясок брюк, убедился, что «свин-голова» и тамга - его богатство и гордость - не потерялись, разделся и лег. Он лег на жесткий тюфячок, укрылся шершавым одеяльцем, и это ложе показалось ему таким теплым, таким-мягким… Тотчас же сон прильнул к нему и погасил все думы. Костя заснул…

…И, как ему показалось, сразу проснулся, разбуженный хриплым криком. С сильно бьющимся сердцем Костя сел на топчане. Было совсем темно, но он разглядел, что на другом топчане тоже кто-то сидит.