Майя Ганина: Тяпкин и Леша

- Это вот и есть Леша? - спросила я обыкновенным голосом.- Нашла себе дружка под силу!.. Ладно, пойдем отведем его, да обедать пора.

- А что вы будете обедать? - спросил Леша, прыгая рядом со мной. С другой стороны, держась за мою руку, поспевал Тяпкин.

- Молочную лапшу на первое.

- А на второе? - спросил Тяпкин, потому что больше любил второе, а еще больше третье.

- На второе сосиски, а на третье кисель из сухой вишни. Леша даже остановился и отстал на несколько прыжков, нам пришлось его дожидаться.

- Я люблю молочную лапшу,- сказал он, догнав меня.

- Вот как? А Люба не очень. Хорошо. Пожалуйста, идем к нам. А твои семь дедов тебя не хватятся?

- Не хватятся, не хватятся! - обрадованно заторопился Тяпкин, обожавший общество и беседу за едой.- Они его никогда не хватятся, он от них совсем ушел! У него такой противный дед Хи-хи, как Петр Яколич.

- А дедушка хороший,- сказал Леша грустно.- Он меня любит.

- Кто? - не поняла я.- Этот дедушка Хи-хи?

- Тот дед просто. А это дедушка. Один есть такой... Он хороший.

- Ну ладно, так ты домой пойдешь или к нам обедать?

- К вам обедать,- сказал Леша и запрыгал впереди меня. Мы уже шли оврагом к нашей калитке.

- Идите мойте руки.

Я стала накрывать на стол. Не знаю уж, как там приспособился мыть руки Леша, но, возвращаясь в комнату, он с деловым видом тер свои широкие деревяшечки, и лицо у него было серьезным и даже торжественным. Видно, деды держали его впроголодь.

- Куда же мы твоего лешонка посадим? - спросила я Тяпкина.- Прямо хоть на стол сажай.

- На стол сажай! Конечно, на стол сажай! - согласился Тяпкин.- Ты ему полотенце постели - и пусть.

- Я не лешонок! - обиделся Леша.- Я мальчик Володя.

- Какой же ты Володя? - удивилась я.- А кто же тогда Леша?

Я хотела посадить его на стол, но он прекрасно забрался сам по ножке стола и задержался на краю, стоя на коленках. Тут уж я взяла его поперек живота и посадила на подстеленное полотенце. Не хватало еще, чтобы он по чистой клеенке своими баретками топал. На ногах у него были какие-то деревянные квадратные башмачки.

Леша сначала смирно сел, но, когда я налила ему в блюдце молочной лапши, он очень заволновался, заелозил, потом вскочил на ноги и плюхнулся на колени.

- Горячо,- сказала я.- Подожди, остынет.

Тяпкин придвинул к себе Лешино блюдечко и стал дуть в него, а Леша с другой стороны тоже стал дуть, они подняли тучу брызг, и я на них прикрикнула:

- А ну, перестаньте! Хватит баловаться!

- Я не балуюсь,- огорченно сказал Леша.- Я очень кушать хочу.

Тут мне стало его жалко, я вспомнила, какой Тяпкин в младенчестве был страшный обжора, тоже никак не мог дождаться, пока остынет, и, утешая себя, повторял вслед за мной, пока я дула на кашу:

"Дудут, дудут!.."

Короче говоря, я стала помешивать ложкой в блюдечке, дуть на молоко, а убедившись, что остыло, пододвинула блюдечко Леше.

- Ешь,- сказала я.- Теперь не горячо. Но я все-таки не поняла, как тебя зовут - Леша или Володя?

- Леша и Володя,- сказал Тяпкин.

- Так не бывает,- возразила я.

- Бывает! - Леша на мгновение оторвался от блюдечка.- Вон его зовут Люба и зовут Тяпкин.

- Тяпкин - это прозвище.

- И Леша прозвище.- Он опять уткнулся в блюдечко, молоко и лапшинины исчезали в его вытянутых губах, точно в маленьком пылесосе. Где у него это все помещалось - трудно понять, живот у Леши был круглый и твердый, размером всего с небольшую картошку. Переваривалось, что ли, все мгновенно? Потому, наверное, и энергии в нем было, как в приличной электростанции.

- Я очень молочко люблю,- сказал Леша.- Только это с водой.

Тоже мне лактометр нашелся!

- У меня своей коровы нет,- обиделась я.- И потом, кто же это молочный суп на цельном молоке варит? Ладно, давайте есть второе.

Я положила нам с Тяпкиным по две сосиски, а Леше половинку. Все равно эта половинка была размером почти с его ногу. Однако он быстренько сточил полсосиски мелкими белыми зубами, сел и со вздохом стал глядеть то мне, то Тяпкину в рот. Пришлось дать ему оставшуюся половинку, он съел ее раньше, чем мы управились со своей порцией, сел вытянув ноги и с грустным видом уставился себе в колени. Картошку он, правда, есть не стал, хлеб тоже.

- Вкусно очень...- прошептал он.

- Сейчас будем есть кисель,- сказала я. Больше сосисок у меня просто не было.

Я налила ему в блюдце кисель, он, даже не попробовав, сказал:

- А сахару ты мне дашь?

- Он сладкий.

Леша прижал к груди маленькие ладошки и сказал:

- Дай мне сахарку. Я очень сахар люблю.