Тамара Габбе: Авдотья Рязаночка

Васена(таинственно). Вот ты, Федосеич, с печки не слезаешь, а кабы ходил, так поглядел бы, как на всей улице народ нашей тете Душе в пояс кланяется. Куда бы ни пошла — на торг али в церковь, — от всех ей почет, будто она княгиня али старуха древняя.

Федосеич. Не то что в пояс, а в ноги ей кланяться надо.

Васена. Так и говорят. А знаешь, Федосеич…

Федосеич. Все знаю. Век прожил. А ты бы, милая, на стол собирала. Придет Авдотья Васильевна, а у нас с тобой все готово: садись за стол, ужинай!..

Васена. Я живо!.. (Ставит солонку, кладет на полотенце каравай хлеба, выносит из подполья горшок со сметаной, чашку с огурцами. Ставит на стол, бежит к печке и вдруг останавливается, всплескивает руками и громко смеется.)

Федосеич. Ты чего?

Васена. Ой, глазам своим не верю! И стол у нас опять, и лавки, и пол, и подпол… Все, как было, а может, и лучше…

Федосеич. Вам, молодым, новое лучше, а нам, старикам, старого жаль.

Васена. Оконца-то ныне поболе, посветлей, а подпол — чисто хоромы…

Федосеич. В подполе не бывал, не приходилось. А окошки и вправду светлые. Только вот в очах потемней стало. Ну, да ничего не поделаешь — нагляделся на белый свет.

Дверь из сеней приотворяется. На пороге стоит Настасья с полным подойником в руках и говорит кому-то в сени.

Настасья. Заходите, заходите, люди добрые!.. С полным встречаю вас — только что коровушку подоила.

Митревна и Прохорыч заходят в избу.

Митревна. Кто с полным гостей встречает, у того и дом полная чаша. Жить вам поживать векожизненно. (Кланяется всем.) Здравствуй, Федосеич! Здравствуй, Васенушка! А хозяюшка где?

Настасья. На кузню пошла — вечерять звать. Да всё, видно, кузнецы наши от ковала своего не отстанут. Много у них нонче дела-то. Дотемна из кузни не выходят.

Прохорыч. У всех нынче дела хватает — и у кузнецов, и у древоделов, и у камнесечцев, и у гончаров наших… Шутка сказать — на старом месте новый город ставить.

Митревна. Что и говорить: тяжкая работа, великий труд. А все ж слава богу сказать, что до этих дней дожили…

Настасья. Никак, хозяева идут — стукнуло в сенях… Погляди, Васенушка.

Васена выбегает в сени и сразу возвращается.

Васена. Чужие, тетя Настя!.. Незнамо какие люди. Двое мужиков и паренек с ими.

Через порог переступают двое. Один широкий, приземистый, большебородый, другой худой, желтолицый, с реденькой бородкой и жидкими волосами. Это слепые бродячие певцы, дед Савва и дядя Мелентий. Слепцов вводит в избу мальчик-поводырь Симеон.

Савва(густым, низким голосом). Мир дому сему!

Мелентий(высоким, чуть дрожащим голосом). Дозвольте, хозяева, у вашего огонька погреться!

Настасья. Хозяев-то еще дома нету, да у нас обычай один, что при хозяевах, то и без них: всякому гостю рады. Садитесь, люди добрые, грейтесь.

Симеон(подводя слепых к лавке). Вот она, лавка-то, дядя Мелентий. (Старику.) Спускай суму, дедушка, садись.

Слепые усаживаются.

Федосеич. Куда и откуда путь держите, страннички?

Мелентий. Сказал бы: идем куда глаза глядят, да глаза-то не глядят. Еще благо, малец у нас молодец — за троих смотрит. А ну, Симеон, прими посошок, поставь в уголок!

Симеон. Давай, дядя Мелентий.

Федосеич. Слышь, Васена, отрежь им хлебушка, покуда что… Оголодали небось в пути-то, продрогли… Сам я большую дорогу прошел. Знаю, каков он есть, холод да голод дорожный. До ужина не дотерпеть.

Васена(подает хлеб). Кушайте, страннички!

Настасья. Соли-то подай. Что за еда без соли!

Савва. Спасибо, дочка! Дай тебе бог здоровья.

Васена. Бери и ты, мальчик. Всем хватит. Ты что хочешь — горбушку или середку?

Симеон. Горбушку.

Мелентий. Дельно, Симеон. Покуда зубы есть, грызи горбушку. А поживешь с мое, от середки проси.

Савва. Эх! Хорошо хлеб печете! И легок, и сытен, и духмян. Чем же вас отблагодарить, люди добрые, за хлеб-соль вашу? Ничем-то мы не богаты. Разве вот песню вам спеть по нашему обычаю слепецкому, ежели пожелаете.

Настасья. Спойте, убогие! Песня время коротает.

Федосеич. И то спойте! Недаром говорят: чем с плачем жить, лучше с песней помереть.

Митревна. Спойте, опоите, родименькие, а мы послушаем.