Елена Чудинова - Робин Гуд

— Это что, сэр Гай! Возвращаясь домой через Австрию, встретил Ричард Леопольда! Тот, не будь дурак, приветливо да вежливо его встретил, да в свой замок пригласил! Вы ведь знаете, Ричард любит путешествовать без свиты — с одним оруженосцем! Простого рыцаря из себя строит, эдакого защитника вдов и сирот да заколдованных принцесс!

— И что ж, милорд шериф, он так и поверил Леопольду? И сам к нему в замок въехал, даже не подумав, что тот может припомнить ему зло?

— Готов поспорить, сэр Гай, он вообще забыл о той ссоре!

— Забыть о ссоре?! Поверить в добрые намеренья врага?! Глупец Ричард, ох глупец!

— Пусть пожинает, что посеял! Кто теперь знает, что сидит он в каменной башне под замком — пленник Леопольда! Если кто что и видел — по доброй воле безвестный рыцарь въехал в замок! Кто на такое обратит внимание! А уж Леопольд его не выпустит, к радости нашего принца Джона!

— Ох и потеха, милорд шериф!

— Одно плохо — тысячи людей из всякого простонародного сброда рыщут по свету в поисках Ричарда! Ну как кто на след выйдет?

— Ну и что с того, милорд шериф? Ведь герцог Австрии — вассал германского императора. А уж тот скряга каких свет не видывал! Даже если и найдут Ричарда — не даст его император без такого выкупа, что во всей английской казне не найдется!

— Ваша правда, сэр Гай, ваша правда! Никогда не вернется Ричард!

Гнутся столы от олова и серебра, от зажаренных целиком бараньих туш, от блюд с птицей. Весело Гаю Гисборну, весело шерифу.

Топот копыт, тяжелый галоп по мостовой. Падая от усталости, входит в залу всадник.

— Сэр Гай, беда! Беда, сэр Гай Гисборн! Саксы осадили с вечера твой замок и готовятся к штурму!

Побледнел сэр Гай так, что смуглое лицо его стало желтым как мед — ни дать, ни взять — сарацин! Вмиг стало тихо — слышно, как вьеся над столом оса.

— Ты белены объелся, дурень!! Мы не при Вильгельме Завоевателе живем — слыхано ли такое?! Саксы, саксы штурмуют мой замок?! Откуда у них оружие?! Кто их ведет?!

— Откуда оружие — неведомо. С вечера десятки, сотни саксов стали стекаться к замку. К ночи зажгли костры вокруг. К утру пошли в атаку. Я еле ушел подземным ходом, а коня забрал в деревне.

— Кто их ведет?! Говори!!

— Робин Гуд, сэр Гай, Робин из Локсли.

— Проклятье, милорд шериф!! Все мои люди — в лесах!

— Не горячитесь, сэр Гай! В таком замке даже малый гарнизон безопасен от разбойников! Им нипочем не взять его!

— Будь это ваш замок, милорд шериф, вы бы не были так в том уверены! Проклятый Робин Гуд!!

Взглянул Рейнольд Гринлиф на монаха. Взглянул монах на Рейнольда Гринлифа. И заторопился, встал из-за стола, скользнул к двери. Не иначе, поспешил Божий человек помолиться о конце смуты. Впрочем, никто и не заметил его ухода. Шериф ова дружина поднималась из-за столов, спеша собраться и седлать коней. Пир был кончен.

Робин Гуд шел лесом напрямик. На сердце у него было весело, ноги ступали легко — бесшумной походкой человека, привычного пробираться по чащобе.

В десяти шагах от него, на небольшой поляне, мирно паслись два оленя. Только куст разросшегося шиповника загораживал от них подошедшего так близко человека, но звери, словно зачарованные летним, полным цветочных запахов днем, продолжали щипать траву. Верный выстрел и для мальчишки, впервые взявшего лук в руки! Робин Гуд рассмеялся, спугнув оленей: пусть себе живут, сегодня под Дубом-Королем и так не будет места от добычи!

Ах, до чего ж хорош Шервуд ранним летом! Шиповник сменяется боярышником, разросся непролазный орешник… Молодые клены шелестят веселой листвой. Сплелась шарами омела на стволах — ядовито-зеленая, колдовская-наговорная омела, которую так любили в старину друиды. А над всем этим — темная надежная крыша — дубовые кроны.

Ах, как поют птицы! Кажется, впрочем, не только птицы поют погожим днем в лесу. Робин остановился, придержав ветку орешника: три юных девушки собирали в лесу хворост. Босоногие, простоволосые, в грубых платьях из домашнего холста: а щеки цветут, как лесные розы. Девушки, без устали кланяясь каждой сухой веточке, пели на три голоса песню. Улыбка застыла на губах Робин Гуда. Он знал эту балладу, ее сложил лесной певец Алан э'Дэйл, и называлась она «Дева Марион».