В Левшин: Искатели необычайных автографов

- Наконец я слышу речь не мальчика, но мужа! - говорит Фило. - Давно пора нам узнать, чем же эта борьба кончилась.

- Насколько я помню, - вмешивается Мате, - Мольер в своем ночном монологе сказал что-то о примирении янсенистов с католиками в минувшем октябре.

- В октябре 1668 года, после буллы Папы Климента Девятого, - уточняет Асмодей.

- А сцена, свидетелями которой мы были, относится к 7 февраля 1669 года, - добавляет Фило, - потому что разрешение на постановку "Тартюфа" было дано накануне, шестого, почти через пять лет после злополучного вечера в Версале.

- Но почему все-таки примирились католики и янсенисты? - размышляет Мате. - Ума не приложу!

- Уж конечно, не потому, мсье, что нашли общий язык. Да и какое это примирение? Так, одна видимость. Уже через десять лет пор-рояльцев начали преследовать с новой силой, а к началу восемнадцатого века янсенизм был разгромлен окончательно. Так что рассматривайте это как вынужденную временную уступку, на которую церковь пошла единственно под напором растущего недовольства иезуитами и их хваленой моралью. Всеобщее негодование - его, как вы знаете, разделяла немалая часть духовенства заставило папские власти обратить особое внимание на труды отцов-иезуитов. Сочинения их неоднократно обсуждались и осуждались специальными церковными соборами. И все это вместе взятое завершилось тем, что в 1773 году орден Иисуса прикрыли.

- Ай да Паскаль! - тихо, как бы про себя, говорит Фило. - Такой хилый, такой больной... Вот она, сила истины и таланта!

Мате встает и торжественно пожимает сухонькую лапку Асмодея.

- Клянусь решетом Эратосфена, ничего более приятного вы мне сообщить не могли.

- Весьма счастлив, мсье. Но не думайте все же, что на том деятельность иезуитов закончилась. Уже через четыре десятилетия они добились того, что орден восстановили. И хотя прежнего могущества братьям Иисусовым не видать больше как своих ушей, они все еще продолжают обстряпывать свои темные делишки. Между прочим, мсье, читали вы "Памфлеты" Ярослава Галана?

- Как же, как же, - немедленно отзывается Фило. - Западная Украина, если не ошибаюсь. Первые годы после воссоединения с Украинской ССР. Грязные происки украинских националистов и кровавая роль Ватикана - верного пособника фашизма... Удивительная книга! Страстная, смелая, талантливая.

- Еще бы! - саркастически поддакивает Асмодей. - Кое-кто счел ее даже непростительно талантливой. И коммуниста Галана убили. Да, мсье. Кха, кха. Зверски. Предательски. Топором.

-Тэк-с, - изрекает Мате после хмурого молчания. - Иезуиты?

- Они самые, мсье. Хотя и в более широком смысле. Потому что дело здесь не столько в прямой принадлежности к ордену Иисуса, сколько в самом духе иезуитизма. Ватикан, можно сказать, пропитан им насквозь. Собственно говоря, понятие это давно уже стало нарицательным. Иезуит - стало быть, лживый, коварный, хитрый, лицемерный, подлый. Словом, человек без совести и чести.

- Странно, - задумчиво произносит Мате. - Никак не могу себе представить, что это гнусное братство существует поныне!

- К сожалению, мсье. Однако могу вас утешить: дела его в настоящее время далеко не блестящи. - Асмодей шарит по карманам и достает смятую газетную вырезку. - Вот, смотрите. Это напечатано совсем недавно: "Некогда могущественный католический орден иезуитов переживает трудные времена... Сохраняя еще некоторое влияние в отдельных странах, он терпит внушительное сокращение штатов... Только за последние семь лет ряды этого ордена поредели еще на одну шестую... Отмечается также резкое сокращение числа новообращенных... Сейчас в мире осталось 30 860 иезуитов".

Мате сосредоточенно сводит брови к переносице. Тридцать тысяч восемьсот шестьдесят негодяев... Не так уж мало!

- Ваша правда, мсье. Вышибить из седла - не значит убить. Так, кажется, выразился мсье Паскаль?

- И все-таки именно он положил начало их концу, - убежденно возражает Фило. - Но вернемся к последней сцене вашего спектакля, Асмодей. По правде говоря, она меня очень удивила. Конечно, в театре, да и в кино, нам нередко показывают чьи-то сны. Но ведь то, что мы увидали во Франции семнадцатого века, можно назвать спектаклем лишь условно. Каким же образом вы умудрились показать нам то, что приснилось Мольеру?

- Понятия не имею, - нахально скалится тот. - Как сказал поэт, я за чужой не отвечаю сон.

- Кроме шуток, Асмодей! Зачем вам это понадобилось? - допытывается Мате.

Черт пожимает плечами. Что же еще ему оставалось, если Паскаль умер в 1662 году, а Мольер получил разрешение на постановку "Тартюфа" только в 1669-м?