Надо смываться!
У нас было два убежища, тайное и явное. Тайное - это гараж, за огородами, в механических мастерских, куда мы пробирались украдкой, а явное - крыша. Вон она с рогами лестницы, у которой осталось лишь две самые верхние поперечины, для кошек.
- На крышу! - скомандовал я и, мотая головой на сто восемьдесят градусов, прокричал: - Живоглоты!.. Чтоб вам провалиться вместе с огородами!
И мы бросились к воротам.
С улицы вдоль домов тянулись палисадники. Из-за вечной тени трава там почти не росла, только кусты, да и то чахлые, и лишь местами, куда искоса заглядывало солнце, они зеленой пеной лезли через забор. Тополя - вот кто хозяйничал в палисадниках. Могучие, часто посаженные, они взметывали свои шапищи высоко над крышами и сливались там в сплошную гряду. По длинной и толстой ветке одного из тополей мы, как циркачи, перебирались на наш Остров Свободы.
Сюда мы и прибежали, к тополю-спасителю. Мне показалось, что ветка дрогнула, как будто тополь хотел наклонить ее, точно слон хобот, чтобы подсадить нас. Но и без этого мы вскоре сидели уже на коньке и яростно колотили пятками гулкое железное покрытие. Бум-бум-бум - гудел Остров Свободы, гудел дерзко и вызывающе. Бум-бум!.. Возьмите нас тут! Помечитесь, как лисы у винограда. Бум!..
Вдруг все это мне мигом опротивело. Я тихо опустил занесенную для удара ногу и глянул на друзей - они, самозабвенно прикрыв глаза, лупили и лупили. Их рожи показались мне такими же постылыми, как и рожи Анечки, бабки Перминовой и тети Шуры-парикмахерши. Я отвернулся и прижался спиной к печной трубе. Она была теплой, крыша - раскаленной, воздух - душным, в голове - жар. И мозг как будто спекся в лепешку.
Внизу топорщилась огородная зелень, среди которой белели похожие на скворечники уборные. Эта зелень хоть и выделяла кислород, но начисто задушила нас. Бум-бум!.. А тут еще курятники, свинарники, дровяники. Колхоз, а не городской двор! Бум-бум!.. А живем почти в центре. Вон купол цирка, вон вокзал, а вон мелькает зеленая электричка за механическими мастерскими, где по-военному вспыхивают огни электросварки. Бум-бум!.. Вроде бы здорово, а вот, загнанные, избитые поварешками, отсиживаемся на крыше, а под нами шумят тетки, требуя управдома Лазорского и милицию. Бум-бум!..
Наклонившись, я вдруг свирепо крикнул в Юркино ухо:
- Хватит!
У Юрки чуть не выскочили глаза, как шарики из лопнувшего шарикоподшипника.
- Ты что, офонарел? - рявкнул он, опомнившись.
- Хватит!.. А то как двину, так и кувыркнешься отсюда!.. Барабанщики!
Юрка было взъярился, но я сполз к тополям и носком ботинка стал выскребать пыль из водосточного желоба. Рыжая и тяжелая, смешанная со ржавчиной, она поднималась и тут же оседала. Юрка с Борькой спустились ко мне. Юрка молча двинул меня локтем и пощупал макушку.
- Все еще больно? - спросил я примирительно.
- Фигня. Но я ей дам!..
- Ты, даватель, лучше вторые штаны поддень к вечеру - баня будет. Анечка раззвонит.
- Спорим, что она не пойдет жаловаться, - сказал Борька и с ленивой улыбкой протянул свою большую костлявую руку. - Боитесь?.. То-то. Если она пожалуется, мы покажем Юркину разбитую макушку, и неизвестно, кому больше попадет. Мы всех с макушкой обойдем.
Борька любил съязвить, но не сквозь зубы и без натужного хохота, как Юрка, а мягко, как будто пуховой подушкой ударит - хоть и растеряешься, но станет весело. Мне это нравилось. Он был умным, Борька, только его надо было понимать.
- Свою показывай! - окрысился Юрка, морщинисто собирая губы в щепоть и злюче блестя глазами.
- Моя целая.
- Могу разбить по блату, - и Юрка ехидно ощерился.
- Петрушка какая-то получается, - вздохнул я. - Дальше так нельзя. Надо что-то делать.
- Я ей сделаю!..
- Дело не в одной Анечке, - сказал я. - Тут - вообще... Надо всех вверх тормашками! И чтоб изнутри, а не тяп-ляп.
- Как это - изнутри? - сердито спросил Юрка.
- Как. Почем я знаю.
- А это вот как: Анечка тебя проглотит, а ты там у нее воюй, пояснил Борька.
- А тебя, губастый философ, не спрашивают и не шипи, - огрызнулся Юрка. - Может, тебя заглотят...
Борька тряхнул головой и вдруг весело спросил:
- А кто может свою ногу на шею закинуть?
- На твою? - осклабился Юрка. - Подставляй.
- На свою, конечно.
- А ты?
- Не пробовал. Это я только что придумал. Ну ка, Борька скинул правую сандалию, ухватился за пятку и щиколотку, дернул, опрокинулся на спину и так остался лежать.
От крыши поднимался какой-то железный угар. Ржавые подтеки лишаями выступали на листах. Я стянул рубаху с майкой, раскинул их и улегся навзничь. Солнечные лучи мигом прошили меня насквозь и, как электроды, приварили к крыше... Сейчас бы горсть снега! Или сосульку бы!.. Какие у нас на прачечной вырастают зимой сосульки! Метра по два! Время от времени их срубают, чтобы не ломался шифер, а мы вывозим их на санках в огороды, где они и торчат до весны, как статуи с острова Пасхи. Да-а, зимой хорошо! Зимой весь двор наш!..
Читать дальше