Павел Мисько - Красное небо

Она ничего не ответила, повернулась ко мне лицом. Вела себя так, будто меня и на свете не было: переворачивала на веревке свое девчоночье барахло, что-то напевала под нос.

Я рассматривал ее обгоревшее на солнце лицо, шелушащиеся нос и уши. Когда Таня тайком поглядывала в мою сторону, мне казалось, что глаза ее без зрачков: такие темные они были, такие грустные. Желтовато-белые, коротко и неровно подрезанные волосы были отброшены назад и прихвачены обломком гребенки. Наверное, раньше были у нее косы, и не сама ли она их обрезала? Глаза очень темные, я не видел еще такого чуда: волосы светлые, а глаза черные...

С той стороны, где гумно, послышался свист - три раза, коротко и нетерпеливо. Я спохватился, свистнул в ответ два раза и бросился в коноплю.

Подумать только! Из-за какой-то девчонки чуть не опоздал на сбор...

Гумно старое, с прохудившейся и позеленевшей крышей, скособоченными половинками ворот. Вместо подворотни - щель...

И только сунул я в эту щель голову, плечи, как кто-то навалился на меня сверху, придавил лицом к земляному полу.

- Пароль!

- Будь готов! - прохрипел я, сплевывая соломенную труху.

- Всегда готов! - ответил Степа и отпустил меня.

- Ты что - задушить меня хотел? - набросился я на командира. - Думаешь, тебе все дозволено, да? Тебе все можно? - как петух наскакивал я на него, а самому хотелось зареветь от обиды.

- Никто тебя не душил... А если б это шпион?

- Дятел носатый!.. - не мог я успокоиться. - Ты же видел в щель, кто идет...

Степа молча пошел в угол, где лежала куча прошлогодней, полуистлевшей соломы. Он был похож не на дятла, а на пробиравшуюся болотом цаплю.

- Коля, иди сюда... - позвал из угла Петрусь.

Он сидел, склонившись к щели между бревнами, и внимательно рассматривал какую-то книгу.

- Доложите об итогах операции, - коротко, по-военному приказал Степа.

- А что докладывать? - сказал Петрусь. - Я только одну вынес, какая-то "Мгер из Сасуна"... Стихами написана... Наверное, хорошая: видите, что на обложке? - он протянул книжку мне, и я понял, что Степа ее уже видел.

Обложка была желтая и твердая, как кость. У самого верха выдавлены синие буквы, от них до самого низа обложку прорезал какой-то желобок, покрытый блестящей позолотой. Всматриваюсь лучше... Ух ты!.. Так это же меч! Большущий, красивый и, наверное, острый-острый. У меня просто дух захватило.

- Если бы нам такой!.. - мечтательно вздохнул Петрусь. - Мы бы немцев раз! раз! - Он размахивал рукой направо-налево, как кавалерист, колол, делая выпады вперед. Худенькое личико нашего самого младшего друга сияло от удовлетворения. Царапина через весь лоб, от бровей к волосам, покраснела еще больше.

Я молча разгреб у стенки солому и достал завернутые в чистую тряпицу книги - "Миколка-паровоз" и "Тиль Уленшпигель". Мои любимые, не раз читанные... Как там? "Пепел Клааса стучит в мое сердце..."

- И это все? - с издевкой спросил командир.

- Все! - вскипел я и без того разозленный на Степу. - А ты покажи, что сам вынес!

- Мне ничего не попалось целого... - начал выкручиваться Степа. - Но я придумал эту операцию!

- "Придумал..." "Я, я..." Заякал! Придумать легче, чем сделать. Трус ты, вот кто!

- Я?! Тру-ус?! - командир бросился на меня, и мы покатились по соломе клубком.

- Хлопцы... Степа! Коля! Да перестаньте ж вы! - суетился вокруг нас Петрусь.

Но нам было не до него. Мы все больше приходили в ярость.

Вчера в сумерках, пригнав с поля овец и успев схватить со стола краюху хлеба, я помчался к школе. Кругом - ни души, и мы решились, вынули стекло в том классе школы, где стояли два шкафа с книгами. Я полез первым, за мной Петрусь, и только потом, еще раз осмотревшись по сторонам, Степа.

Я уже говорил - опоздали мы спасти школьную библиотеку. Дверки шкафов были взломаны, весь пол в классе был завален изорванными книгами и тетрадками. В противоположных углах класса из парт были сооружены баррикады, из-за них, видимо, и перебрасывались книгами те, кто так мерзко "похозяйничал" здесь до нас. "Гады, ох, гады!.." - чуть не плакал Петрусь, роясь в бумажном хламе.

Мы переворачивали горы бумаг, чихали и кашляли. Тогда я и нашел под партой "Миколку-паровоза" и "Тиля Уленшпигеля", сунул под рубаху. Еще мне попался Пушкин без начала, без конца.

И вдруг послышался за окном голос бабки Настуси: "А кыш, кыш, кыш... Нету на вас управы..."

Мы допустили большую ошибку. Нам надо было притаиться за партами, и дотошная бабка, которая никак не могла забыть, что была до войны сторожихой в школе, прошла бы мимо, ничего не заметила. А Степа, как заяц, прыг к другому, застекленному окну, и давай греметь защелками да крючками. Хотел первым задать стрекача. Тогда и я бросился к нашей дырке в окне, быстренько просунул наружу руки с книгой и голову.