Алексей Пантелеев: Последние халдеи

Проглядев еще две-три записки, графолог поднял глаза.

Мы испугались.

- Ну вот, - сказал он. - Все это нужно, пожалуй, показать вашему директору. Он, мне думается, лучше сумеет определить ваши характеры и ваше поведение. Но вы не ошиблись, - вдруг улыбнулся он. - Я - фокусник.

- Видите эту груду бумажек? - сказал он. - Она есть!

Загадочно улыбаясь, он снова полез в карман и вытащил оттуда что-то.

Всё больше и больше пугаясь, мы вытянули шеи, приподнялись над партами. Вытащи он из кармана змею или живого зайца, мы бы не испугались больше. Мы чувствовали себя как в цирке, где все невозможное возможно.

Но он вынул - спички.

Размашисто чиркнув, он подпалил бумагу.

Пламя скользнуло по белому вороху, потекло к потолку и проглотило наш страх.

- Теперь ее нет, - раздался голос графолога.

- Ур-ра-а-а! - закричали мы. - Ура! Ура!

Голубоватый дым рассеялся над кафедрой.

Человек у дверей надевал галоши.

- До свиданья, - сказал он и скрылся.

МИСС КИС-КИС

По-видимому, эту барышню долго и основательно пугали. Добрые люди наговорили ей ужасов про дефективных детей. Перед этим она прочла не одну и не две книжки про беспризорников, которые сплошь убийцы и поджигатели, которые разъезжают по белому свету в собачьих ящиках, ночуют в каких-то котлах и разговаривают между собой исключительно на жаргоне.

Барышня подготовилась.

Пока Викниксор знакомил нас с нею вечером после ужина, мы насмешливо разглядывали это хрупкое, почти неживое существо. Когда же Викниксор вышел, со всех сторон посыпались замечания:

- Ну и кукла!

- Скелет!

- Херувимчик!

- Мисс Кис-Кис...

Барышня покраснела, потупилась, закомкала платочек и вдруг закричала:

- Ну, вы, шпана, не шебуршите!

От неожиданности мы смолкли.

Барышня сдвинула брови, подняла кулачок и сказала:

- Вы у меня побузите только. Я вам... Гопа канавская!..

- Что? - закричал Японец. - Как? Что такое?

Он вытаращил глаза, схватился за голову и закатился мелким, пронзительным смехом. Японец дал тон. За ним покатился в безудержном хохоте весь класс. Стены задрожали от этого смеха.

Барышня громко сказала:

- Вы так и знайте, меня на глот не возьмете. Я тоже фартовая.

Она усмехнулась, харкнула и сплюнула на пол. Молодецки пошатываясь, она зашагала по классу.

- Шухер, - сказала она, - хватит вам наконец филонить. Ты что лупетки выкатил? - обратилась она к Японцу.

Тот, не ответив, еще оглушительнее захрюкал.

- Послушай! Подхли сюда! - закричала она тогда.

Согнувшись от смеха, Японец выбрался из-за парты и прошел на середину класса. Мы придушили смех.

- Ты что гомозишь, скажи мне, пожалуйста? - обратилась воспитательница к Японцу.

- Ась? - переспросил Японец. - Что?

- Ты это вот видел? - сказала барышня и поднесла к самому носу Японца маленький смешной кулак.

- Это? - спросил Японец и, деланно изумившись, воскликнул: - Что это такое?

- Видел? - угрожающе повторила барышня.

- Ребята! - воскликнул Японец и вдруг цепко схватил руку несчастной барышни повыше кисти. - Ребята! Что это такое? По-моему, это - грецкий орех или китайское яблоко...

Мы выскочили из-за своих парт и обступили халдейку.

- Пусти! - закричала она, задергалась и сделала попытку вырваться. Но Японец крепко держал ее руку. - Пустите, мне больно. Мне больно руку...

Японец злорадно хихикал. Мы тоже смеялись и кричали наперебой:

- Лупетка!

- Ангел!

- Мадонна Канавская!

Барышня вдруг заплакала.

Японец разжал ее руку, и мы, замолчав, расступились.

Подергиваясь хрупким нежным тельцем, барышня вышла из класса.

Мы были уверены, что не увидим ее больше.

И вдруг на другой день, после ужина, она опять появилась в нашем классе.

- Здорово! - сказала она, улыбаясь. - Что зекаете? Охмуряетесь?

Снова посыпались невпопад блатные словечки. Снова несчастная барышня разыгрывала перед нами роль фартовой девчонки, плевала на пол, подсвистывала, подмигивала и чуть ли не матерно ругалась.

Советы добрых людей не пропали даром. Барышня решила не поддаваться "на глот" и вести себя с дефективными по-дефективному. Сказать по правде, на нас уже действовала ее система, и мы вели себя несколько тише.

- В стирки лакшите? - спросила она.

- Лакшим, - ответили мы.

- Клёво, - сказала она.

Мы не знали, что значит "лакшить в стирки".

- По-сецки поете? - спросила она.

- Поем, - ответили мы. И тоже не знали, что значит "по-сецки".

- И в печку мотаем, - сказал Японец. - И в ширму загибаем. И на халяву канаем.