Алексей Пантелеев - Разговор с читателем (Сборник статей)

Выходит, что все относительно. Вам не нравится Машка, им не нравится Гена, ему нравится Федор. А я, например, терпеть не могу, когда на вопрос: "Как тебя зовут, девочка?" - ребенок отвечает "Оленька".

Однако все это касается языка разговорного, просторечия. А как же с литературным языком? Что же, наконец, можно, а чего нельзя?

На этот вопрос сто сорок лет назад ответил Пушкин:

"Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности".

Это значит, что любое слово хорошо, если оно поставлено к месту.

Вот совсем на днях читал я повесть Н.Воронова "Голубиная охота". Там есть такой эпизод. Мальчики с замиранием сердца наблюдают, как молодой голубь с большой высоты пикирует на дровяной сарай. Вот-вот врежется в крышу. Но - не врезался, в последнюю минуту вышел из пике. Вздох облегчения и дрожащий от волнения голос:

- Вот гад, чуть не разбился!..

Пожалуй, только глухой не поймет, что это грубое мальчишеское "гад" в этом случае во много раз теплее, нежнее, трогательнее, чем какое-нибудь "бедненький" или "бедняжечка".

Да, все дело в соразмерности и в сообразности.

За чистоту языка боролся не один Пушкин, а все наши большие писатели. Однако в понимании художника чистота языка - это не стерильность его, не безличие, не бесхарактерность, не бесцветность. А что же в таком случае? Как определить ее, эту чистоту? И как определить меру сообразности? Определяет опять-таки художник, мастер. Его вкус, его талант, его умение слушать язык, малейшие оттенки его. Однако одного писательского таланта мало. Чтобы жила и цвела литература, нужен - и очень нужен - еще умный и талантливый читатель. Потому что умение читать - это тоже искусство.

1970

КАК ВОЗДУХ

Меня спрашивают: какую роль сыграла в моей жизни книга? А ведь это похоже на то, как если бы спросили: какую роль играет в вашей жизни воздух?

Читать я научился в четыре года. Как, вероятно, и многие из вас, сначала читал вывески, а уж потом стал читать книги.

Первую книгу помню. Называлась она "Али-Баба и сорок разбойников". Это была дешевая лубочная книжонка с очень пестрой и очень страшной обложкой. О чем там шла речь - не скажу, не запомнил. Вероятно, вся энергия уходила тогда на процесс чтения, и сообразить, о чем в книге говорится, - силенок уже не оставалось.

Книга, которую я читал сознательно и без конца перечитывал, называлась "Про Гошу Долгие Руки". Это очень старая книга. Недавно я узнал, что А.А.Блок тоже читал в детстве эту нравоучительную историю непослушного мальчика, которого за его непослушание все время наказывала судьба, и наказывала самым ужасным образом. Например, Гоша ковырял в носу. Ему говорили - не надо, а он продолжал заниматься этим постыдным делом. И вот кончилось тем, что нос у него стал расти и вырос такой огромный, что Гоше пришлось возить его перед собой на тачке. Как сейчас вижу картинку, на которой несчастный мальчик везет в угольной тачке гигантскую картофелину собственный нос.

Читал сказки. Особенно любил Андерсена. Читал популярную в те годы детскую писательницу Лидию Чарскую, хотя надо мной и смеялись, говорили, что это "девчоночье" чтение.

Потом - резкий скачок. Читаю все, что нахожу в папином шкафу. Папа мой - на войне, на фронте, можно хозяйничать в его книгах, сколько захочется. А хочется уже много и постоянно.

Читаю Диккенса, Конан-Дойля, Марка Твена.

Потом читаю буквально все, что читает мама, даже тех авторов, которых читать восьмилетним или девятилетним, пожалуй, рановато: Достоевского, Толстого, Леонида Андреева, Писемского...

Книги мне заменяли в то время друзей, сверстников, которых у меня в раннем детстве не было. Настоящие друзья появились только в школе имени Достоевского, в Шкиде.

Те, кто читал мои автобиографические книжки, знают, что жизнь у меня не была легкой. Кидало меня из города в город, из одного конца страны в другой. Учился я в тринадцати или четырнадцати учебных заведениях - и ни одного при этом не кончил. Если бы не друзья - друзья-люди и друзья-книги, - я никогда не смог бы стать писателем.

Еще один большой скачок в моем духовном развитии - это знакомство с Маршаком, с Максимом Горьким, с Евгением Шварцем. Новые друзья, новые интересы, новые книги.

Конечно, я жалею, что не удалось мне учиться в университете. Самоучка всегда тратит сил и времени больше, чем тот, кто получает образование систематическое, школьное.

Если еще раз обратиться к сравнению книги с воздухом, то надо признаться, что воздух, которым я дышал, не всегда был абсолютно чистым. Я прочел много такого, без чего легко можно было обойтись. Но вот об этом я почему-то жалею не очень. Я с благодарностью вспоминаю не только Пушкина, Державина, Чехова, Толстого, Шекспира, Диккенса, Герцена, Бунина, Гюго, но и Лидию Чарскую, и Али-Бабу с его сорока разбойниками, и Гошу Долгие Руки, возившего в тачке собственный нос. Так же как Максим Горький, называя книги, которые он читал в детстве, с теплым чувством вспоминал не только Филдинга или Вальтера Скотта, но и сказку про дьяка Евстигнея, и бульварные романы Ксавье де Монтепена, и какую-то пятикопеечную книжку - о том, как солдат спас Петра Великого...